Мир разделился, мир делится, новый передел мира – только и слышно из каждого утюга. Это и неправда, и правда одновременно. Мир всегда был разделен, всегда был многополюсным, несмотря на все попытки свести его к черно-белому варианту. Попытки скорее подсознательные, базирующиеся на простом восприятии мира человеком эпохи неолита. Мы – они, друзья – враги, и до недавнего, по историческим меркам, времени это работало.
Во время Тридцатилетней войны в Европе от сёгуна Японии или султана Биджапура вряд ли требовалось занять хоть какую-то позицию по отношению к воюющим сторонам. В их парадигму мы-они участники той кровавой бойни явно не входили, да и результаты этой самой войны могли повлиять на их страны лишь в очень отдаленной исторической перспективе. Потом пришла глобализация, глобализация как активный обмен информацией и продуктами экономической деятельности в сокращающийся промежуток времени. И чем меньше этот самый промежуток, тем выше уровень глобализации, то есть взаимосвязей, которые не дают нынешним лидерам больших и не только больших наций оставаться в позиции упомянутых выше сёгуна или султана в критически важных точках мира.
То, что Ближний Восток на протяжении всей мировой истории был такой точкой никто не сомневается. А Южный Кавказ всегда был частью большого Ближнего Востока, правда, периферийной частью. Практически все завоевания больших империй как с запада, так и с востока заканчивались на Южном Кавказе. Могучие армии упирались в стену кавказских гор, а как известно, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Да и для торговых путей были куда более удобные маршруты, чем через Южный Кавказ. В начале ХХ века интерес к Южному Кавказу формировался за счет запасов каспийской нефти, но даже этого интереса оказалось недостаточно для тогдашних мировых держав, чтобы ввязаться в борьбу за этот регион с быстро оправившейся от удара и поменявшей цвет на красный российской империи.
Возникает вопрос – так чем же обусловлен интерес к Южному Кавказу сегодня. Ну ведь тратят свое время и ресурсы сильные мира сего для “урегулирования” конфликтов в нашем регионе. Начнем с того, что не очень-то и тратят, это раз. То, что тратят связано больше с их внутриполитической повесткой, нежели с долгосрочным геополитическим интересом, это два. Ну и наконец, то обстоятельство, при котором условно сухопутный коридор (все-таки Каспий и Черное море это водоемы), лежит через две страны, находящиеся под санкциями самого крупного рынка в мире (Европейского Союза), речь идет об Иране и России, и узкий перешеек между Каспийским и Черным морем. Ничего личного, просто ситуативный геополитический расклад. Это три. Вот такая картина маслом.
Теперь посмотрим на сам регион. Южный Кавказ подпирают две региональные силы, все те же Россия и Иран, а также Турция, которая весь ХХ век находилась в состоянии геополитического сна, что кстати позволило стране сформироваться как современное национальное государство. Ценность данного региона для этих стран разная. Для России, которая оказалась в положении страны-изгоя и предпринимает сверхусилия для того, чтобы вернуться в состояние мирового игрока, Южный Кавказ критически важен. Потеря влияния на Южном Кавказе для РФ равносильна потери статуса мирового игрока, на одном ядерном оружии далеко не уедешь. Так что известно выражение “загнать за Можай” вполне можно перефразировать в выражение “загнать за Кавказ”. С потерей Южного Кавказа Москва теряет контроль над важнейшим звеном коммуникации не только с Ближним Востоком, но и всем глобальным югом, как бы кому не нравилось это выражение.
Для Ирана регион не столь критичен. Во-первых, у иранцев уже давно нет надежных союзников в регионе. Они их потеряли ещё в первой четверти XIX века. Для истории это не такой уж большой срок, а вот для геополитики огромный. Единственной точкой интереса Ирана к региону является Азербайджан, который одновременно рассматривается и как экзистенциальная угроза, и как “легальная” цель интервенционизма. Впрочем, для этого самого интервенционизма есть другие, куда более важные цели на пути к шиитскому коридору – Ирак, Сирия, Ливан. Благо США свержением режима Саддама, который был ещё тем упырем, создали для этого крайне благоприятную среду.
Самое время спросить, кто остался на трубе? Правильно, Турция, причем как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Под трубой в данном случае имеются в виду те региональные проекты, в которых Турция участвует вместе с Азербайджаном и Грузией. Долгое время Южный Кавказ не был приоритетным для турецкой внешней политики, как доэрдогановской, так и эрдогановской. Ситуация начала меняться с десятых годов нынешнего века, когда в восточной части Южного Кавказа появился достаточно сильный по региональным меркам Азербайджан, страна, которая могла и главное очень хотела стать естественным союзником Турции в регионе. Сначала в Анкаре увидели в этом шанс для укрепления своего северо-восточного фланга, а ведь на востоке Турции все очень неспокойно. Ну а после целого ряда внешнеполитических авантюр Москвы, когда стало ясно, что стратегическое ослабление России неизбежно, активность Турции в регионе начала расти в геометрической прогрессии.
На протяжении тридцати лет карабахский конфликт являлся главным инструментом политики РФ в регионе. Конечно, были ещё оккупированные территории Грузии – Абхазия и Цхинвальский регион. Но после войны 2008 года и их “признания” РФ оказалась в положении унтер-офицерской вдовы, которая в отличие от гоголевской, действительно сама себя высекла. “Признание” перекрыло всякую возможность сотрудничества с грузинскими властями по принципиально важному вопросу – открытие коммуникаций. Впрочем, кому в 2008 году нужны были эти самые коммуникации, но вот оно как повернулось. Однако тогда необходимости в использовании дырки Рокского тоннеля и дороги через Абхазию по большому счету не было. Ну а карабахский конфликт, который ставил в зависимое от Москвы положение как Ереван, так и в Баку, казался вечным. Добавим к этому огромный инструментарий российского влияния как в Армении, так и в Азербайджане, и поймем почему по вопросу Южного Кавказа в Кремле спали спокойно. Спали и проспали. В 2020 году Азербайджану не без помощи Турции удалось кардинально изменить “вечное” статус-кво, а в 2023 году, воспользовавшись стратегическим ослаблением России, полностью восстановить свою территориальную целостность.
Новая геополитическая конфигурация в регионе ставит перед Анкарой новые задачи. Давайте определим условия, в которых действует Анкара. На земле карабахский кейс закрыт, но война на дипломатическом и информационном все ещё продолжаются арьергардные бои. Нет, уже не за Карабах, за будущую конфигурацию региона. И ключевым вопросом здесь уже становится Зангезур (Сюник) – международно признанная территория Армении, кратчайший путь, соединяющий западные районы Азербайджана с Нахичеванской АР. Для РФ контроль над данной территорией и дорогой означает обретение новой функции в Армении, которую Россия по факту потеряла после сентября 2023 года. Но что это для Турции? Для Турции это прежде всего очередной успех политики Эрдогана на Кавказе. И не стоит считать, что это не главное. С точки зрения реальной политики именно это главное, хотя экономический эффект от открытия этой самой дороги никто не отменяет.
Этот вопрос напрямую завязан с заключением мирного договора между Азербайджаном и Арменией, и соответственно нормализацией отношений между Арменией и Турцией. А вот с этим увы, далеко не все в порядке. Слишком много сил, заинтересованы в том, чтобы мирный договор не был заключен, по крайней мере пока. Почему, – эта тема – предмет для отдельного разговора. Так что здесь можно зафиксировать следующую данность – без полного урегулирования отношений между Арменией и Азербайджаном, невозможно урегулирование отношений Турции с Арменией. Что кстати создает дополнительные возможности для РФ, которая хоть и потеряла значительную часть своего военного потенциала в Украине, про репутационный мы уже не говорим, однако продолжает оставаться серьезным фактором в регионе. Институциональные, экономические, информационные и агентурные ресурсы Москвы на Южном Кавказе даже сегодня превосходят ресурсы Турции.
Может возникнуть вопрос – а зачем Турции урегулирование отношений с Арменией, ведь у Анкары и без этого достаточно проблем. Тут целый комплекс причин. Во-первых, худой мир в данном случае точно лучше доброй ссоры, тем более что этой “ссоре” больше ста лет. Нормализация отношений с Арменией, несомненно, будет воспринята турецким обществом как большой внешнеполитический успех. Нормализация может, хотя бы частично, снять проблему тотального противодействия Турции со стороны армянского лобби. А это значит, что другим игрокам будет уже затруднительно использовать Армению и “армянский вопрос” в игре против Турции, что, согласитесь, немало. Но здесь турецкой дипломатии придется пройти между Сциллой вековых армянских нарративов и Харибдой радикализма анатолийской улицы. Что сама по себе задача очень непростая.
Кроме этого, нормализация отношений с Арменией для Анкары не только успешный внешнеполитический кейс, но и гарантия спокойствия на своей северо-восточной границе. Тем более, что именно со спокойствием по периметру границ у Турции не все ладно. На западе это Греция и вопрос островов, на востоке – в общем непредсказуемый Иран, про юг и говорить нечего, как и про Черное море. Вот и получается, что единственная спокойная граница у Турции с Грузией. Согласитесь, этого явно недостаточно для страны, претендующей на роль регионального лидера. И наконец вопрос коммуникаций. Открытие коммуникаций с Арменией предоставляет Турции дополнительные возможности как сообщения с союзным Азербайджаном, так и для расширения роли Турции в региональных проектах, в которых Турция позиционирует себя как хаб. Так что аргументов в пользу нормализации отношений Анкары с Ереваном более чем достаточно. Проблема в том, что для этого ещё не созданы необходимые условия, а противодействие ещё достаточно сильно.
Успешному решению задачи по нормализации отношений Анкары с Ереваном противостоят три группы сил. Первая – внутри самой Турции, воспринимающая Армению и армянство как таковое в качестве исторического врага, в эту группу входят целый ряд лидеров общественного мнения, сми и политических партий ультранационалистического направления.
Вторая группа – в самой Армении, в диаспоре, для которых любая нормализация отношений с Турцией является предательством памяти жертв 1915 года, и считающая, что турки (в их число входят и азербайджанцы) являются историческими врагами всех армян.
И третья группа, это целый ряд внешних сил, прежде всего в России, Ирана, Франции и США, у каждой из которых есть свои основания, анализ которых это предмет для отдельного исследования.
Перейдем к Грузии. Несмотря на почти двухсотлетнее навязывание грузинскому обществу антитурецких нарративов, с момента провозглашения независимости Грузии, Тбилиси и Анкаре удалось создать едва ли не хрестоматийный образ правильных, рациональных отношений между близкими соседями по принципу win-win. За более чем тридцать лет в обеих странах менялись (а часто менялись радикально) команды власти, но понимание важности стратегического партнерства между Турцией и Грузией только укреплялось. Региональные проекты, связавшие Турцию, Грузию и Азербайджан сегодня являются не просто фундаментом добрососедских отношений, но и делают Турцию едва ли не главным интересантом в сохранении стабильности в Грузии.
Не буду описывать институциональный характер грузино-турецкого сотрудничества, это хорошо известно. Давайте остановимся на проблемах, которые, конечно, есть. С одной стороны, одного взгляда на географическую карту достаточно, чтобы понять критическую заинтересованность Турции в гарантиях национальной безопасности Грузии. Ведь внутренняя дестабилизация или внешняя агрессия практически отсекает Турцию от союзного Азербайджана и делает невозможной её политику продвижения в страны Центральной Азии. На самом деле ситуация объясняется очень просто – Турции не выгодно портить отношения с Россией, все ещё имеющей достаточно ресурсов в регионе. В Анкаре считают гораздо более целесообразным договариваться с Москвой, нежели идти на конфронтацию с ней. И в этом есть своя логика. Турция уже получила и получает прямую выгоду от ослабления России, которая вынуждена сегодня переориентировать свой экспорт и свои рынки на юг. Красными линиями в отношениях с Москвой по Грузии являются все те же региональные проекты, логистика и Аджария. Последнее было продемонстрировано во время августовской войны 2008 года, когда РФ бомбила Батуми как раз в то время, когда Эрдоган находился на пути в Москву. Публичной реакции Турции на это не было, но бомбардировки не повторялись, а российские войска, оккупировавшие на тот момент большую часть территории Грузии, так и не вошли в Аджарию.
Вообще в Грузии налицо явный дисбаланс между экономической активностью Турции и её политическим влиянием. В стране практически нет ни протурецких политических партий, ни протурецких СМИ, ни протурецких лидеров общественного мнения. Объясняется это просто: Анкара не имеет инструментов влияния на грузинское общество и не стремится их создать, оставляя отношения с Тбилиси на откуп Баку, у которого гораздо больше как инструментов, так и ресурсов на этом направлении. В этом смысле Грузия далеко не исключение – этой темы мы коснемся ниже – но несомненно это самый первый и наиболее удачный кейс подобного взаимодействия Турции и Азербайджана. Несмотря на то, что пик взаимного понимания совпадения интересов с Грузией прошел более десяти лет назад (при прошлых властях Грузии), Анкаре и Баку удалось за этот период институционализировать отношения с Тбилиси настолько, что им сегодня вряд ли что-то угрожает.
На грузинском треке Анкаре крайне важно сохранять баланс с Москвой при безусловном признании территориальной целостности Грузии и сотрудничестве по всем направлениям, которые не задевают напрямую интересов РФ. Далеко не случайно договор о военном сотрудничестве между Турцией, Грузией и Азербайджаном касается исключительно безопасности коммуникаций, то есть тех самых региональных проектов.
Из сил, противодействующих расширению влияния Турции в Грузии, в первую очередь можно выделить ультранационалистические группы, которые в период правления Грузинской Мечты получили гораздо больше возможностей, чем было при прошлых властях. Это группы с антитурецкой и антиисламской направленностью, которые продолжают пользоваться нарративами, внедренными во времена Российской империи и Советского Союза, об “исторической вражде грузин и турок”. Как мы уже писали выше, большинство из этих нарративов было разрушено ещё в первые годы независимости, но фантомные моменты остались, чем и пользуются данные группы. Данные группы активно поддерживаются как частью грузинских властей, так и из Москвы. Впрочем, попытка раскрутить их и создать какое-то вменяемое политическое движение раз за разом проваливаются. Несмотря на низкий уровень поддержки со стороны населения и общества данных групп, недооценивать их опасность все-таки не следует.
Ещё одна группа, негативно влияющая на отношение грузинского общества к Турции, появилась относительно недавно. Эта группа неправительственных организаций и СМИ с леволиберальной направленностью. Несмотря на крайнюю немногочисленность, эта группа гораздо больше влияет на общество, так как создает негативный образ Турции прежде всего у лидеров общественного мнения.
Что касается стран коллективного запада, которого как известно не существует, то здесь консенсус по полезности сохранения статус-кво в грузино-турецких отношениях по-прежнему существует. Интересы США, стран Евросоюза и Турции в Грузии совпадают, и заключаются они в противодействии расширению российского влияния. Не совсем понятна позиция Анкары по вопросу расширения китайского влияния в Грузии, но это вопрос новый и скорее всего там ещё не до конца определились.
Что касается Азербайджана, то здесь, казалось бы, и написать нечего. Уровень взаимодействия между Турцией и Азербайджаном с 2020 года достиг своего исторического максимума. Про военное и политическое сотрудничество Турции и Азербайджана написаны терабайты текстов, равно как и про очень высокий уровень личных отношений между Эрдоганом и Алиевым. Поэтому, чтобы не повторяться, давайте обратим внимание на те моменты, которые как правило остаются за пределами внимания экспертного сообщества. До недавнего времени основные геополитические проекты Турции были связаны с Большим Ближним Востоком и Балканами, то есть, с османским наследством. Кавказ в этом формате также присутствовал, но занимал далеко не приоритетное место. Арабская весна и последовавшие за ней кровавые события сделали реализацию данного проекта практически невозможным. Гражданские войны в Ираке, Сирии и Йемене превратили регион в кровоточащую рану. Но Турция рвалась к статусу региональной державы, а это невозможно без проектности в геополитике. И тогда взгляды Анкары обратились на восток, то есть на тюркский мир. А путь на восток лежит через Кавказ и первая тюркская страна на этом пути – Азербайджан.
Турция, несомненно, является самым большим тюркским государством по всем параметрам. Но есть нюанс, – до 1991 года Турция была единственным тюркским государством в мире. Практически все тюркские государства появились на политической карте мира после развала СССР, то есть вышли из сталинской шинели, что обусловило изначально слабые позиции турок на политическом пространстве постсовка. У России, которая более ста лет безраздельно властвовала в Туркестане стартовые позиции были куда более прочными. Практически вся властная элита стран Центральной Азии была инкорпорирована в российское пространство. Ментально руководящие кадры Ташкента, Астаны или Бишкека были куда ближе к Москве, чем к Анкаре. Да, влияние России в Центральной Азии сокращалось, но свято место, как известно, пусто не бывает. В экономике место России занимал Китай, оставляя русским политику. И сегодня, когда Россия уже вступила в фазу системного кризиса, ставшего неизбежным после начала полномасштабной агрессии в Украине, китайское влияние в регионе только возрастает. Казалось бы, у Турции нет никаких шансов в Центральной Азии. Ресурсно её превосходит Китай, а управленческий ресурс находится под сильным влиянием Москвы. Но не все так однозначно.
И вот здесь Анкара сделала ход конем. Ментально лидеры почти всех стран Центральной Азии куда ближе к азербайджанской властной элите, нежели к московской. И этот самый ход уже дал свои первые результаты: особые отношения между президентами Узбекистана и Азербайджана делает Ташкент ближе к Анкаре, нежели к Москве и тем более к Пекину. То обстоятельство, что на сегодняшний день китайское и русское влияние в странах Центральной Азии больше, чем турецкое, нисколько не смущает Анкару. Все понимают, что это игра в долгую.
Но использование общей идентичности вкупе с ментальной близостью властных элит постсовка дает определенные шансы Турции в борьбе за влияние в Центральной Азии. Инструментарий для этой борьбы в виде Организации тюркских государств также имеется. Не говоря уже о перспективах тюркских народов России, которые также имеют свои государственнические мотивы.
Не менее важную роль играет Азербайджан в планах Турции по превращению в региональный транспортно-логистический и энергетический хаб. Не просто важную, но и центральную. Понятно, что азербайджанских ресурсов для превращения в подобный хаб явно недостаточно – российские нефть и газ, как ни крути – политически рискованное движение. На этот риск турки идут, но то, что ситуация может поменяться знают все. Нефть Мосула (Ирак), как минимум, – среднесрочная перспектива, ну а что случилось с израильским газом, договоренность на транспортировку которого практически была у Анкары в кармане, сегодня знают все. Вот и получается, что наиболее реалистичным источником для пополнения хаба являются ресурсы Центральной Азии, которые иначе как через Южный Кавказ пройти не могут. То же касается и транспортных коридоров.
Исходя из вышесказанного понятно, что для Турции Южный Кавказ является крайне важным регионом. Регионом, где уже есть определенные успехи и, главное, есть перспектива создания успешных внешнеполитических проектов без задействования серьезных ресурсов со своей стороны.
Схема, в которой Турция опирается на ресурсную базу Азербайджана в отношениях со странами постсоветского пространства уже показала свою эффективность на примерах с Грузией и Узбекистаном.
Это не означает, что от самой Турции не требуется никаких усилий. На сегодняшний день серьезными ограничителями расширения турецкого влияния в странах Южного Кавказа и Центральной Азии являются противодействие со стороны других игроков, а все они уже видят в Турции серьезного конкурента, и перенапряжение собственных ресурсов. Одно можно сказать точно – стратегический план по расширению своего влияния в регионе у Анкары есть, а как оно получится, покажет время.
Гела Васадзе, GSAC
