Вступление
Понятие гибридной войны со времени начала украинского кризиса начало обретать небывалую популярность в центрально-европейском научном дискурсе, а также в центрально-европейских СМИ. Несмотря на многократные попытки определения этого термина экспертами, занимающимися разными областями науки, одного общепринятого определения пока что не выработали. Вероятнее всего, этот термин никогда не получит одну общепринятую формулировку ввиду его сложности, а также сильных различий во мнениях европейских и российских ученых. Понятие гибридной войны, помимо его внезапного появления в широко понимаемом публичном пространстве после совершения Российской Федерацией оккупации Крыма, в научном пространстве присутствовало уже на протяжении многих лет. Оно появилось в первой половине 20-х годов, когда увидели свет такие публикации как: Future war and Chechenya: A case for hybrid warfare, или же Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Wars. Эти работы западных ученых отражают их видение данной темы. Однако в своей работе я буду стараться избегать заимствований из западной мысли, а остановлюсь на наработках польских, украинских и российских экспертов, которые в своем анализе принимают во внимание исторические и культурные условия, влияющие на специфику российского понимания гибридный действий.
Один из первых тезисов, которыми обросла рассматриваемая проблематика и который я хотел бы здесь рассмотреть, касается приписывания нынешней власти Кремля идеи гибридной войны, а также применения ее на практике впервые в истории воен. Это убеждение особенно популярно во внеэкспертной среде. Согласно такому подходу, история гибридных войн уходит корнями к войне в Южной Осетии 2008 г. Война в Украине, в свою очередь, является развитым, полномасштабным вариантом «новой войны». Этой теории свойственно очевидное ассоциирование гибридной войны исключительно с Россией. Уже само упоминание двух выше названных текстов, опубликованных в 2002 и 2007 годах, оспаривает этот довольно популярный тезис. Критически относится к ней также и украинский аналитик Евгений Магда в своей книге «Гибридная война – пережить и победить». Он указывает на наличие ряда политически-военных ходов, которые считаются новинкой, характерной для гибридной войны в военной кампании СССР против Финляндии в 1939-40 годах. Рассматривание войны в Украине как гибридной войны, в значении абсолютно новой военной доктрины, поддает сомнению д-р Михал Войновский. В своей работе «Миф гибридной войны. Конфликт на территории украинского государства в свете российской военной мысли XIX-XXI века» он указывает, что ряд черт, приписываемых сегодня действиям России в Украине, не являются новой, целостной военной доктриной, разработанной для потребностей XXI века, но отражением многолетней, российской военной практики (вытекающей из культурных и исторических факторов), соединенных с применением новейших достижений техники. Этот взгляд не является единственным. К подобным выводам приходит д-р Лешек Сыкульский в своем работе «Российская концепция мятеж-войны Евгения Месснера», в которой представляет мысль российского стратега, жившего на рубеже XIX и XX в. В этой работе раскрывается ряд параллелей, указывающих на влияние концепции мятеж-воен на современную стратегию военных действий Российской Федерации, разворачиваемых в Украине. По мнению польского исследователя, воплощение в жизнь концепции мятеж-воен предполагает, кроме прочего, и возбуждение социального недовольства среди больших социальных групп, разжигание конфликтов среди политических элит, провоцирование столкновений, а также ведения вооруженных действий с помощью перебрасывания на территорию врага отрядов специальных сил. С точки зрения Л. Сыкульского, важнейшим фактором, позволяющим достичь успеха, ведя действия согласно образцу мятеж-воен, является избегание официального вовлечения агрессора в формальную войну. Этому способствует также и использование диверсионных групп, не имеющих опознавательных знаков. Главная цель таких действий – сделать невозможным рассмотрение отрядов агрессора с точки зрения международного права как представителей регулярной армии. Подытоживая свою работу, польский ученый четко определяет главную цель стратегии мятеж-войны. Он считает, что такие действия должны сосредотачиваться на моральном уничтожении вражеского народа, этнической или же социальной группы. Далее, после значительной деморализации общества и государственных факторов, агрессор может провести наступление на структуры, способные к обороне (армию или парамилитарные организации). Именно тогда враг старается овладеть или уничтожить объекты, имеющие психологическую или материальную ценность, что всё вместе должно привести к изменению внутреннего порядка в стране, подвергнувшейся нападению.
Принимая во внимание результаты вышеупомянутых научных работ, с целью лучшего понимания ситуация, в которой оказался Киев, стоит посмотреть на украинско-российскую войну как на эффект российских глубоких политико-военных действий, основанных на традиции и отличающихся от западной военной культуры. Поэтому стоит отказаться от видения совершенно новой военной доктрины, вырванной из исторического контекста. Таким образом, следуя за д-ром Михалом Войновским по отношению к российским действиям в Украине, я применю понятие российской гибридной войны, подчеркивающее специфику явления, а также объединяющий с ним западный способ понимания гибридности. Здесь, однако, необходимо уточнить разницу между западным и российским пониманием понятия гибридной войны. Эта разница значительна и заключается в российском восприятии этого понятия как пропагандистского фактора, созданного Западом с целью сведения оккупации Крыма исключительно к успеху российских специальных сил, которые, применив современную военную доктрину, установили контроль над полуостровом.
Характеристика российской гибридной войны
Прежде чем начать рассуждения о специфике российской гибридной войны, следует проанализировать ее главную цель – стратегическую. Несомненно, невозможно ответить на этот вопрос со стопроцентной уверенностью, однако в этой области существует ряд интересных теорий. Согласно одной из них, российскую агрессию в Украине можно считать противодействием агрессии Североатлантического союза, которая проявилась в совершенном в Украине перевороте при использовании так называемых технологий «цветных революций». С другой точки зрения нападение России представляется попыткой вырвать как можно большую часть Украины и присоединить ее к РФ в случае реальной угрозы выхода Украины из-под влияния Кремля. В этом случае длящийся конфликт на Донбассе должен был бы служить блокированию интеграции Украины с западными военно-политическими структурами. Обе эти теории представляют Украину стратегической целью российских действий. Значительно более сложной и достойной глубокого анализа является теория, вписывающая российско-украинский конфликт в широкий план Кремля, призванный реализовать российские имперские амбиции. В этом контексте события в Украине являются исключительно одной из ряда операций, которые в более длительном временном интервале могли бы произойти или реально произойдут. Одним из проявлений реализации российских имперских амбиций может быть попытка расширения сферы влияния на такие страны как Украина, Литва Латвия и Эстония. Эти попытки, как свидетельствует украинский случай, могут увенчаться военным вторжением и повлечь фиаско политических действий. Тем не менее, амбиции России могут быть еще большими. Они могут быть связаны с попытками реальной конкуренции с США за титул доминирующего государства в глобальном масштабе. Эти амбиции могут быть реализованы в попытках установить контроль над так называемым евроатлантическим пространством, в чем России могут помешать лишь Китай и Европейский Союз при поддержке США. С этой точки зрения российские действия в Украине можно рассматривать как лимитрофическую войну. Это понятие применяется к нестабильному, периферийному пространству – лимитроф, расположенном на стыке разных цивилизаций. Это касается пространства, отделяющего западную Европу от так называемой русской цивилизации. С этой точки зрения, Россия, ведя лимитрофическую войну или лимитрофические войны (они могут заключаться в борьбе в экономическом, информационном пространстве и т.д.), старается растянуть свою сферу влияний в буферном пространстве (центрально-восточная Европа). Единственным конкурентом, доминирующим в данный момент в этом пространстве (лимитроф), является Европейский Союз. Итак, можно предположить, что косвенная цель Российской Федерации – это развал ЕС всеми доступными средствами.
Первой чертой, придающей русским операциям гибридность, является ведение интегрированных кинетических действий (физическое нападение) и не кинетических (другие средства, например, пропаганда) по отношению к объекту, являющемуся целью удара. Это не новшество. Целенаправленное, одновременное применение обеих перечисленных способов борьбы можно с успехом заметить во всех войнах, которые знало человечество. Различие между конфликтами сотни лет назад и современными состоит в отличии доминирующего элемента. Таким образом, характерной чертой для конфликтов, предшествующих современной эпохе, было сильное доминирование кинетического элемента. Со временем значение двух элементов сравнялось, вплоть до момента, когда после 1945 г. (вследствие всеобщей аболиции войны) доминирующим стал не кинетический элемент.
Доктрина российской гибридной войны, кажется, основана на радикальной концентрации на некинетических действиях, дополняемых действиями чисто военными. Ярким примером этого может служить крымская операция, вооруженный аспект которой лишь довершил процесс, начатый много лет раньше. В этом случае российские некинетические действия, раскрывающие специфику российской гибридной войны, проявлялись также в следующем: в пропагандистской информации, растиражированной в крымских СМИ, финансирование и создание пророссийских организаций (еще в начале 90-х гг.), идейную работу Черноморского флота, а также наблюдение за силовыми украинскими структурами представителей российской агентуры. Тем временем, в том же временном интервале, Кремль вел глубокую операцию, призванную лоббировать свой исторический нарратив и соответствующее создание образа России на западе Европы. Некинетическими названиями можно считать также финансирование/поддержку организаций или партий праворадикального характера (например, Франция), или же леворадикального (например, Греция) в странах Европейского Союза. В дальнейшей перспективе они были использованы Кремлем для распространения внутреннего беспокойства и расколов внутри европейской общности, значительно ослабляя ее. Эти организации, кроме того, были активны, лоббируя ограничение санкций, введенных Западом по отношении к России. В свете вышеупомянутых действий Кремля военные операции в Украине и на западе Европы представляются лишь верхушкой айсберга.
Ключевым для понимания специфики явления российской гибридной войны может оказаться больший интерес к невоенным действиям РФ. Однако, рассуждая над этой тематикой, не следует забывать, что российские невоенные нападения не сосредотачиваются лишь на субъекте, к которому были применены кинетические действия (например, Украина). Они в равной мере относятся и к международному сообществу, потенциально способному стать угрозой для реализации планов агрессора, или, в действительности, быть их главным бенефициантом (например, Европейский Союз как структура или некоторые его страны-члены).
Лукащ Сконечны в своей работе «Гибридная война – вызов будущего? Избранные вопросы» уделяет внимание невоенным способам ведения гибридной войны. По его мнению, главной целью невоенных действий является оказание влияния на гражданское население и международное сообщество. Он полагает, что эти действия должны ослабить волю сопротивления и увеличить степень социальной неудовлетворенности, что должно вынудить центр власти, сопротивляющийся агрессору, принять условия, навязываемые атакующей стороной. Польский исследователь в связи с войной в Украине представляет также методы ведения гибридной войны. А именно: экономическое давление (эмбарго, угрозы прекращения поставок сырья), сильная активность спецслужб (собирание информации, организация саботажных сеток), агрессивные действия в киберпространстве (хакерские атаки, парализующие, например критическую инфраструктуру), разносторонние дипломатические действия (лобби, например, в пользу отмены санкций, дискредитация противника). Л. Сконечны относит к особой категории пропагандистско-информативную работу. Российскими целями таких действий он называет построение позитивного образа России, подчеркивание ее значения для системы международной безопасности, развал солидарности стран НАТО, Европейского Союза, а также, развитие в российском обществе ощущения угрозы со стороны западных держав.
Весьма интересны наблюдения Л. Сконечного относительно необходимых условий эффективного применения гибридной войны. Эти наблюдения достойны более глубокого осмысления, поскольку показывают места, на которых может сосредоточиться потенциальная атака РФ на балтийские или другие центрально-европейские страны. Самым важным и необходимым условием считает он серьезный внутренний кризис атакуемой страны. Этот кризис должен свестись к дисфункции государства, а именно в сфере администрации и военного сектора. Этот процесс могут сопровождать внутренняя борьба групп интересов и высокий уровень коррупции. Кризис может иметь характер политического, этнического или религиозного конфликта. Следующим условием является существование на территории атакуемого государства большого народного меньшинства, способного идентифицироваться с агрессором. Это меньшинство могло бы активно участвовать в военной операции или разведывательных акциях. Далее Л. Сконечны отмечает необходимость контакта с населением атакуемой страны и несения собственного послания при помощи СМИ. Поэтому угрозами являются всевозможные телевизионные станции, газеты, находящиеся во владении иных государств, владельцев, способствующих агрессору, или же непосредственно товариществ, принадлежащих агрессору. Необходимым условием для достижения этого является существование свободного рынка СМИ или распространение современных коммуникационных технологий в обществе оккупированного государства. Пример Украины выразительно иллюстрирует угрозу, исходящую от активной работы российских СМИ в Крыму и на востоке страны. Перед лицом российской гибридной войны угрозу для украинской государственности многие политики и активисты усматривают в засилье российской музыки на украинском радио. Она может влиять на подогревание определенных пророссийских симпатий, указывать на неотделимое присутствие российской культуры в Украине, а также на приукрашивание образа РФ. Потенциальное нападение России на Польшу не могло бы, все же, быть повторением украинского варианта. В случае Республики Польша потенциальный агрессор должен быть бы воспользоваться деятельностью Интернет-СМИ. Он должен был бы выстраивать определенную информационную сеть, к которой принадлежали бы сайты под руководством людей пророссийской направленности, а также сайты, редактируемые россиянами, популяризирующими кремлевский исторический и политический нарратив. Свою роль играли бы СМИ с преобладанием заграничного капитала, а также те, которые могли бы в результате внутреннего политического конфликта остаться в оппозиции к правящей партии. Осознавая факторы, необходимые для проведения победной гибридной операции, следует принимать во внимание возможность целенаправленного приложения всех усилий агрессором, чтобы привести к реализации вышеупомянутых факторов на территории объекта врага. Такие действия как финансовая поддержка радикальных политических партий, провоцирование столкновений на этнической или националистической почве (при использовании хорошо законспирированных агентов спецслужб, наемников или пребывающих под влиянием агрессора членов радикальных группировок), манипулирование информацией или подача неправдивой информации также определяет специфику гибридной войны.
Одним из главных характерных элементов для российской гибридной войны, который прослеживается во время операций в Украине и сопровождающих ее невоенных операциях, ударяющих в страны запада, является дезинформация. Она служит определенному формированию общества, с помощью которого враг старается дестабилизировать цель своего нападения. Ведение таких действий требует от агрессора многолетней подготовки и тяжелой работы. Это влечет за собой также регулярные траты баснословных сумм на построение информационной сети в стране, являющейся целью атаки, и созданием сильного лобби СМИ, влияющего на действия международной общественности. В случае РФ для этих целей используются и официальные СМИ такие как: РИА Новости, Voice of Russia, Агентство REX или Russia Today. Дезинформация не заключается только лишь в подаче сфабрикованной или манипулированной информации. Этот процесс требует, кроме всего прочего, и оплату круга влиятельных политиков, популярных активистов, звезд поп-культуры (использование для своих целей их бизнес-связей) или известных ученых. Эти люди играют в этом процессе важную роль. Своим авторитетом они подтверждают определенную информацию, высказываются в ожидаемом для агрессора тоне или участвуют в пропагандистских проектах власти (визиты Иосифа Кобзона на территории ДНР и ЛНР или визит Клода Госкена в Крым, сообщение о котором в Польше разместил сайт pl.sputniknews.com).
Вышеупомянутые составные дезинформационной политики, несомненно, являются важным элементом российских некинетических действий в Европе. В более широкой перспективе можем поместить их в рамки понятия информационной войны, которая представляется мощной составной (российской) гибридной войны. Стоит тут подчеркнуть, что такого типа действия могут вестись также для формирования определенного настроения (идентичности, политических взглядов) внутри страны, совершающей нападение. Необходимо обратить внимание на факт ведения Россией работы в информационном обществе (каким являются народы Европы), которое под влиянием невиданного ранее, массированного СМИ содержания утратило природный охранный барьер перед манипуляцией или последовательной пропагандой. Такое общество очень податливо на всевозможные способы ведения информационной войны. Приемы, такие как социальное управление (например, при использовании исторической политики) или социальное маневрирование, которое может проявляться, например, в подчинении агрессором элиты государства, позволяет потенциальному завоевателю свободно использовать почти что беззащитные (в сфере информационной безопасности) демократические общества. Очень ярким примером социального маневрирования, примененного в Украине, но который также может быть свободно применен в Польше, является создание организаций или социальных движений, финансируемых из-за границы. Эти инициативы (на первый взгляд, идущие снизу) при помощи хватких лозунгов (например, «защита демократии») могут быть использованы для возбуждения социального беспокойства, а в конечном результате привести к дестабилизации государства.
Российская гибридная война кажется глубоко запланированной и издавна реализуемой доктриной, стремящейся вернуть России статус подобный тому, какой она имела во время Холодной войны. Россия, применяя все доступные методы, ловко ведя невоенные действия, строя мощное лобби и не сторонясь преднамеренной дезинформации, становится опасным игроком, угрожающим Европе, неподготовленной к такой войне. Сеть политических «дружб» и экономических связей (описание которых требует отдельного исследования), неоднократно являющихся поводом делений внутри ЕС, парализует попытки эффективного сопротивления российской гибридной войне в западном и центрально-европейском пространстве. Украинское государство, на территории которого российская гибридная война приобрела форму кинетических действий, не может рассматриваться странами НАТО как главная цель стратегии В. Путина. Такой ход мышления не только может оказаться ошибочным, но и привести к тому, что наш восточный сосед будет оставлен на растерзание Москве. Это мнение, позволяющее странам Запада быть убежденными в собственной безопасности, может быть причиной того, что мы будем не в состоянии сопротивляться потенциальному нападению. Это может быть ошибкой, чреватой немыслимыми последствиями.
Польско-украинские отношения как потенциальное поле российских гибридных действий против Республики Польша
В размышлениях на тему потенциальной роли Польши в российской стратегии гибридных действий важным представляется осознание предметного рассматривания Республики Польша Кремлем. Из этого следует, что маловероятно, чтобы Польша (как и Украина) для РФ была бы целью самой по себе. Более точной кажется мысль о потенциальном нападении на Польшу как об очередной операции, принадлежащей к российской гибридной войне в широком понимании. Важным ключевым моментом, позволяющим начать рефлексию на эту тему, является стратегическая цель России, а именно возобновление имперской позиции России в мире, что может быть реализовано также с помощью достижения гегемонии в евроатлантическом пространстве.
Если мы предположим, что потенциальной главной целью Российской Федерации является расширение контроля над евроазиатским пространством, то распад Европейского Союза посредством уничтожения единства стран Сообщества может быть косвенной целью. Предполагая это, не можем отбросить предположение, что для осуществления этого плана Кремль постарается использовать также и Польшу. Растущее значение Республики Польша в центральной Европе (замеченное также и в Москве после так называемого Брексита), четкая позиция правительства насчёт необходимости сохранить санкции против РФ, а также желание наладить сотрудничество с Украиной (с которой Россия фактически ведет войну) привлекает к Польше взгляд Кремля. Поскольку для Москвы половинным успехом может казаться развал объединенной Европы на два лагеря (либеральные страны старого ЕС и более консервативные центрально-европейские страны), вызывать беспокойство Кремля могут попытки консолидации стран Вышеградской группы, балтийских стран и Румынии, направленные на сотрудничество с Украиной.
В этом процессе ключевую роль играет Польша, без которой сложно себе представить успех данной инициативы. Важную роль в консолидирующем процессе играет также Украина, которую хоть на уровне декларации в большей или меньшей степени поддерживают все страны центральной Европы. Это важная сфера, объединяющая эти страны (тесно связана с российской проблематикой). Одной их ведущих сил (если не ведущей) в консолидирующем альянсе, лоббирующей более близкое сотрудничество с Украиной, является Польша. Весьма вероятно, это основано на убеждении, преобладающем среди правящих элит, о важной роли Украины в структуре безопасности данной части Европы. Украинская сторона также позитивно относится к сотрудничеству с Польшей (в том числе, в сфере военно-технологического сотрудничества). Политическая воля к взаимному сотрудничеству сегодня сильна. Несомненно, что этот факт не оценивается позитивно Москвой. Кроме того, очевидно, что власти РФ приложат все усилия, чтобы в ближайшей и отдаленной перспективе задержать процесс сближения Украины и Польши. Ведь Республика Польша будет вероятнее всего играть решающую роль в консолидирующейся центрально-восточной Европе. Таким образом, потенциальной ареной российской гибридной войны против Польши могут стать польско-украинские отношения в широком понимании, от ухудшения которых, несомненно, выиграет Россия.
Целенаправленные российские действия, сосредотачивающиеся на заострении польско-украинских отношений, могут дать РФ непосредственную пользу. Это может быть и утрата Украиной союзника, лоббирующего на европейском форуме необходимость продления санкций против России. С другой стороны, обострение польско-украинских отношений может привести к ряду конфликтов на этнической почве, которые снизят престиж украинского государства на Западе, а также направят симпатии польского общества в сторону Москвы. Однако позитивное состояние польско-украинских отношений на государственном уровне не дает поводов к беспокойству. Не столь позитивно польско-украинские отношения выглядят на уровне обычных граждан, которые являются целью российских гибридных действий.
Потенциальная российская гибридная операция в Польше, направленная на приостановление польско-украинского сотрудничества, может сосредотачиваться на некинетических действиях, целью которых является провоцирование антиукраинских общественных настроений. Эти действия могут привести к взрыву недовольства проукраинской политикой правительства (что приведет к пересмотру политики, которую ведут власти Республики Польша, или же к смене правительства). Тем не менее, потенциальная российская гибридная операция может в позднейшей фазе содержать элементы кинетических действий, которые приведут непосредственно к эскалации насилия на национальной почве. Такие действия могут стать причиной необратимого круга насилия по обеим сторонам границы. Такой поворот дел не только потребует острой реакции правительства Республики Польша, но и может вынудить Киев к политическому/военному ангажированию на западе страны – демонстративное укрепление границы из-за ухудшения дипломатических отношений с Польшей, вовлечение военных служб с целью охранять польских туристов или польское национальное меньшинство от потенциального нападения со стороны радикальных группировок (такие действия потребуют больших затрат и, в определенной степени, ослабят силы, дислоцированные на востоке страны). Серьезное обострение польско-украинских отношений повлияет также на приостановление ранее упомянутой консолидации центрально-европейских фракций внутри ЕС.
Однако начало гибридных действий следует искать в пространстве СМИ. Эти атаки могут сосредотачиваться на широкой или точечной акции, призванной растоптать позитивный образ украинца в Польше. Для осуществления данной цели может послужить сеть лиц (журналистов, политиков или так называемых авторитетов СМИ), оплачиваемых Кремлем или искренне симпатизирующих России. Размещение вместе с новостью нужного комментария, манипулирование интерпретацией фактов и т.д. может в значительной мере влиять на общественное мнение. Исключительно чуткой материей в этом вопросе представляется проблематика Волынской трагедии, которой Кремль может легко воспользоваться для манипулирования польским общественным мнением. Публикация статей, передергивающих факты, или популяризация высказываний лиц, которые могут быть тайными сотрудниками российских спецслужб, является проблемой, которой сложно противостоять в демократическом обществе. Другим вопросом, способствующим более умелому противодействию, является защита от сфабрикованной (так называемой фейковой) информации. Это явление характерно для российских гибридных действий в Украине и не исключено, что вскоре появится (или уже есть) и в Польше. Всевозможная неправдивая информация, которая печатается на частных Интернет-сайтах, сообщения, появляющиеся на ненастоящих страницах публичных лиц (в соцсетях, таких как Facebook, Twitter) в информационном обществе представляются эффективным оружием. Примером такой информации является сообщение о мнимом съезде «Ассамблеи румын Буковины», требовавших от президента Украины территориальной автономии. В этом случае (как, впрочем, и в других в Украине), источник информации отсылает к российским сайтам – Новороссия 24. Это сообщение является примером абсолютного вранья пропаганды, в котором была использована фотография, сделанная несколькими годами ранее, и создание несуществующих членов движения (имя главной активистки «ассамблеи» – Дорина Киртоаке – оказалось перефразированием мужского имени мэра Кишинева – Дорин Киртоаке). Этот пример показывает, насколько широко поле воздействия гибридных атак, и раскрывает целый процесс, который власти РФ могут применить непосредственно против Польши. Первое сообщение о мнимом съезде румынских представителей в Буковине можно найти на российских сайтах (это важный след, указывающий исполнительный субъект). Это послание выразительно направлено на граждан РФ и призвано создать соответствующий образ внутренней ситуации Украины среди россиян. Другим заданием такого сообщения является вызывание ожидаемой реакции в СМИ государства, которого это непосредственно касается (в данном случае, бездумное распространение информации некоторыми украинскими сайтами). Очередным заданием фальшивой информации является проникновение в соседние страны, где она может быть использована, например, пророссийскими или неосознанно манипулированными СМИ или же частными лицами. Вышеописанная информация была размещена, к примеру, на польском сайте kresy.pl. Польская статья, посвященная мнимому событию, была также продублирована на сайте евродепутата Януша Корвина-Микке. Немного другой способ распространения фальшивой информации заключается в создании якобы принадлежащих публичным лицам контроверсионных высказываний и публикация таковых от их имени. Примером, непосредственно относящимся к Польше, был случай с украинским министром Иванной Климпуш-Цинцадзе, фамилией которой воспользовались неизвестные исполнители. Они создали фальшивую страницу в соцсети Twitter, где 8 июля 2016 года опубликовали от имени министра такое сообщение: «Poles with their Auschwitz and Treblinka should be the last ones to accuse us of genocide». Однако, эти действия получили широкий резонанс лишь 12 июля 2016 года, когда в украинских СМИ появилась информация о мнимом распространении этого фальшивого сообщения польскими СМИ.
Пространство СМИ, а особенно Интернет-пространство – это потенциальное поле борьбы, на котором появляются первые следы российских гибридных действий, направленных против РФ. Все же одна сильная пропаганда, манипулирующая фактами и описывающая выдуманные события, – это слишком мало, чтобы привести к серьезному обострению польско-украинских отношений. Тем не менее, пространство СМИ может сыграть ключевую роль в иного рода действиях, имеющих более кинетический характер.
Сильным эхом по обеим сторонам государственной границы разнеслись события, имевшие место 26 июня 2016 года в Перемышле. Ситуация, в которой участвовало лишь несколько десятков человек, отразилась в сети в ряде статей, постов в соцсетях и комментариев, исполненных вражескими высказываниями по отношению к обоим народам. Хоть все и окончилось лишь словесными стычками, породило волну взаимных обвинений и оскорблений на национальной почве. Стоит подчеркнуть, что это событие повлияло на ухудшение польско-украинских отношений, прежде всего (если не исключительно) среди части граждан. Кроме того, эта информация мгновенно распространилась в сети и привела к возрождению определенной, все еще функционирующей неприязни по обеим сторонам границы.
Однако взаимные обвинения, претензии и глубоко укрываемые обиды (можно сказать, небольших) групп поляков и украинцев, разжигаемые эффективными пропагандистскими действиями, могут стать податливой почвой для всевозможных провокаций. РФ с целью осуществления такого сценария не должна была бы применять специальных отрядов или так называемых зеленых человечков. Достаточно будет радикальной организации (финансово поддерживаемой Кремлем), которая на национальной почве совершит избиение представителя этнического меньшинства. Может быть, достаточно группы симпатизирующих «панславянской идеи» или один агент, который во время такого события, имевшего место в Перемышле, побьет или даже убьет (члена одной из сторон). Такое событие может провоцировать целую спираль взаимных атак, сводя польско-украинские отношения к состоянию кризиса, которым может воспользоваться лишь Москва.
Другим потенциальным полем для российских гибридных действий может стать миллионная группа украинских экономических эмигрантов в Польше. Схема подобных действий может быть похожей на вышеупомянутую, и также носить характер не кинетический (базовая, главная сфера действий) и кинетический. Польское правительство не может быть уверено, что среди украинских эмигрантов нет законспирированных лиц с радикально пророссийскими взглядами, намеренно высланных в Польшу (например, бывших солдат армий так называемых ДНР и ЛНР). Эти лица могут стать зародышем потенциального польско-украинского конфликта внутри Республики Польша. Преднамеренные провокации, нападения на польских граждан или обычные скандалы (намеренные или вытекающие из неполитических факторов) могут привести к серии ответных акций, совершенных членами польских националистических организаций по отношению к случайным украинцам. По всей видимости, это будет встречено ответными акциями по другую сторону границы. Осуществление такого сценария может привести не только к сильным беспокойствам внутри Республики Польша (массированные протестные акции миллионной группы эмигрантов), что отвлечет внимание общества и властей Польши от международной проблематики, но может стать причиной приостановки политического сотрудничества Киева и Варшавы.
Потенциальные нападения, совершенные небольшим количеством хорошо закамуфлированных тайных сотрудников российских спецслужб (например, нападение бандитского характера, или сразу же после украинской манифестации), на ряду с активностью СМИ пророссийско ориентированных польских политиков, а также так называемых авторитетов СМИ при массированной атаке на украинских граждан в Интернет пространстве, могут привести к приостановлению широко понимаемых польско-украинских отношений. Эти действия могут, кроме того, стать причиной возникновения массовых общественных беспорядков (особенно в больших городских метрополиях, таких как Краков или Варшава, где работают десятки тысяч украинцев), что может окончиться кровопролитием.
Потенциальная гибридная атака на Польшу вряд ли проявится в вооруженной агрессии (в обычном понимании). Польша может стать объектом более законспирированной гибридной операции, чем имевшая место в Украине. Реализация принципов Москвы может в таком случае выполняться с минимальными затратами и без возникновения выразительных следов, указывающих на агрессора. Атака такого плана может также совершиться с аналогичным ударом по напряженным польско-литовским отношениям. В этом случае гибридная операция могла бы сосредоточиться на провокациях внутри литовского государства, в результате которых могло бы пострадать польское меньшинство и русское (вследствие эскалации литовского национализма). Это стало бы серьезной предпосылкой для возрождения литовско-российского кризиса и серьезного конфликта между двумя членами Североатлантического союза. Возникновение подобных ситуаций привело бы к полному распаду консолидационных тенденций в центрально-восточной Европе и к дестабилизации ситуации в регионе. Кроме того, реализация подобного сценария могла бы стать причиной тактического сближения литовско-украинского, что могло бы также повлиять на направленность польского общественного мнения в сторону Москвы. Этот сценарий, хоть и потенциально легкий для осуществления, как предмет воздействия рассматривает граждан упомянутых государств. Однако эта материя не всегда позволяет себе быть руководимой согласно с планами агрессора – она текущая и непредвиденная. Если полностью информатизированное демократическое общество может легко быть дезинформировано, то его могут информировать специально для этого созданные двусторонние группами, объединяющими умелых специалистов (например, польских и украинских). Важно не пренебрегать самыми мелкими примерами гибридных атак в пространстве СМИ (особенно в Интернете). Таким образом, киберпространство следует рассматривать как поле битвы. Потенциальные поля конфликтов, которые может использовать неприятель, следует исправно ликвидировать (информирование общества о способе борьбы, которую ведет неприятель – если агрессор ведет кампанию, призванную поссорить поляков с украинцами, следует разъяснить это среднестатистическому гражданину). Важным звеном защиты должно быть также сотрудничество между атакуемыми сторонами (аналитики, эксперты), воздержание от эмоций и популизма в дебатах политического плана и создание сильной информационной кампании, которая достигнет широкой массы адресатов. Проблематическим вопросом, требующим отдельного анализа, является также способ борьбы с центрами пропаганды – сайтами и организациями, легально распространяющими сомнительную информацию, идущую из Москвы. Все еще открытыми остаются вопросы: где следует начертить грань между свободой слова и безопасностью государства? Достаточно ли будет создать группу поиска и опровержения российских пропагандистских сообщений или же следует запретить деятельность обвиняемых субъектов? В какой момент симпатия к путинской России превратится в измену своему государству?
Автор: Michal Marek (Міхал Марек) – У 2015 році захистив магістерську роботу на Кафедрі українознавства Ягеллоньского Університету. З 2015 року аспірант Факультету міжнародних та політичних студій Ягеллоньского Університету. У своїх дослідженнях займаєтся темою польсько-україньских відносин, та суспільно-політичними процесами яке заходять в сучасній Україні.
