Что стоит за «мирным российским атомом» в онлайн-дискуссии «Мозговой штурм» побеседовали Мухтар Джакишев – экс-глава «Казатомпрома», Михаил Гончар – Президент Центра глобалистики “Стратегия 21”, главный редактор журнала “Черноморская безопасность, Игорь Левченко – руководитель секции стратегического моделирования Центра исследований армии, конверсии и разоружения (ЦИАКР, Украина); Алишер Ильхамов – узбекский эксперт, социолог, ассоциированный научный сотрудник Школы восточных и африканских исследований (SOAS, Лондон); Юрий Пойта – руководитель Секции Азиатско-тихоокеанского региона ЦИАКР. (часть 1).
– Тема нашей дискуссии: «Мирный атом в гибридных войнах». Эта тема достаточно специфичная, но тем не менее, она позволяет сделать много выводов, в связи с последними событиями, в частности активизации России на этом рынке. Михаил, как Вы могли бы охарактеризовать деятельность «Росатома» с точки зрения гибридных войн, каковы ее подходы и цели?
Михаил Гончар: «Росатом» надо рассматривать как государственную компанию, которая так или иначе задействована в механизме внешней экспансии России, как в ее окружающем геополитическом пространстве так и глобально. Мы можем выделить четыре таких компании, активно используемые как инструмент достижения геополитических и экономических целей: «Газпром», «Транснефть», «Роснефть», и «Росатом» с его дочерней компанией «Твэл» (производитель и поставщик ядерного топлива). Если сравнивать «Газпром» и «Росатом», то они предназначены для разных целей. У «Транснефти» больше упор на инфраструктурные компоненты. Использование «Росатома» подобно «Газпрому» никакого эффекта не даст и не может дать, потому что, если произойдёт прекращение поставки газа в ту или иную страну, это дает немедленный эффект, что предполагает его очень эффективное использование в крипто-войне. Гибридная война, так или иначе, подразумевает использование военного компонента. Механизм крипто-войны не предполагает использование каких-либо военных инструментов. «Газпром» в этом плане – идеальное оружие. Об «Росатоме» и «Твэле» такого не скажешь. Если представить, что принято решение о прекращении поставок ядерного топлива в ту или иную страну для того, чтобы ее каким-то образом наказать или стимулировать к чему-то или поощрить за экономические решения, это не даст немедленного эффекта по одной простой причине – топливо в стране-эксплуатанте загружено в ядерный реактор, и его замена будет происходить планово в течение года. Поэтому у «Росатома» другое предназначение. Я бы сказал так – это генерация стратегической, долгосрочной зависимости, которая работает в нескольких измерениях. Прежде всего, в финансовой. Вам предоставляют кредитование на выгодных условиях, потом формируется технологическая зависимость по поставке оборудования, а затем и кадровая зависимость, потому что подготовка кадров, соответственно, идет с российской стороны. И это не только подготовка кадров для отрасли, это формирование лоббистского потенциала. И конечно, топливная зависимость в целом. Стоит отметить, что Украина представляет собой уникальный случай преодоления топливной зависимости. Это был длинный, сложный проект, подвергавшийся атакам со стороны России, как на политическом уровне, так и на отраслевом. Кооперация с компанией «Westinghouse Electric», как видим, сейчас хорошо работает. «Твэл» и «Росатом» ведут себя очень аккуратно.
Приведу пример: в марте 2014 года, когда началась оккупация Крыма и подготовка к вторжению на восток Украины, появляется информация о том, что территория Украины представляет собой огромный риск в связи происходящими после Майдана там процессами, и поэтому транзит ядерных материалов и поставки ядерного топлива в Украину невозможны. Потом оказалось, что все это было дезинформацией, но как на это отреагировали в Европе? Этого было достаточно, чтобы Пражский институт исследований безопасности (Prague Security Studies Institute) в 2015 году издали специальный обзор по всем госкомпаниям, которые работают в России, как инструмент внешней и экономической экспансии и уделили большое внимание «Росатому». После этого никаких поползновений со стороны России, даже намека на использование и поставки ядерного оружия, не было. Если бы произошел сбой с поставками ядерного топлива в Украину или через нее транзитом в Европу, то это был бы сигнал одновременно для всех клиентов России, которые имеют АЭС российской конструкции, о том, что в ядерной сфере с российской стороной иметь дело не стоит. Была бы цепная реакция негативных последствий. «Росатом» и «Твэл» получили отказ ядерного топлива в Украине через компанию «Westinghouse Electric», очень сильно повредив стратегии и ядерной экспансии России в мире. А она сейчас очень активна. Они боятся навредить, потому что, это экспансия не на несколько лет, газ. Если вы поставили атомный реактор, речь идет, как минимум, на полстолетия зависимости.
– Игорь, как Вы думаете, в какой степени АЭС является инструментом гибридного влияния с точки зрения кейсов в Восточной Европе и Ближнем Востоке?
Игорь Левченко: Стратегическое проникновение на территории других государств и закрепление на долгие годы является основой агрессивной маркетинговой политики «Росатома». В принципе, россияне обладают вполне современной технологией и предлагают выгодные условия, чем они и берут. Но это проникновение обуславливается тем, что современные энергоблоки имеют ориентированный срок своей жизни не 50 лет, а до 100 лет. К примеру, 10 лет – строительство станции, 10 лет – выведение из эксплуатации и до 80 лет сам процесс эксплуатации. То есть, это практически 100 лет присутствия на территории другого государства со стороны России и контроль над технически сложным, важным и достаточно небезопасным объектом, который имеет повышенную опасность в эксплуатации и требует повышенных мер безопасности. Один из наиболее показательных кейсов по продвижению Россией своих станции как механизма геополитического влияния, – Беларусь. В 2011 году руководству Беларуси был навязан договор по строительству АЭС в составе двух блоков. Почему навязан? Во-первых, Беларусь ни тогда, ни сейчас не испытывает недостатка электроэнергии, дополнительная мощность ей не нужна. Во-вторых, Россия «посадила» Беларусь на очередной большой кредит (около 11 млрд. долларов), который создает зависимость по погашению этого долга. В-третьих, создается проблема реализации этой электроэнергии. Нужно сказать, что, если в самой Беларуси нет недостатка электроэнергии, то в Балтийском регионе дефицит электроэнергии есть. В свое время он возник в результате закрытия атомной станции в Литве. Это было одним из условий вступления в Европейский Союз, поскольку там находились такие же атомные реакторы, как в Чернобыле и считалось, что они не безопасны. Закрытие АЭС привело к недостатку электроэнергии в регионе, чем россияне воспользовались и в очень короткие сроки Беларуси был навязан проект этой атомной электростанции. На сегодня идет загрузка первого энергоблока ядерным топливом и к концу года начнется сама эксплуатация. В следующем году планируется окончание строительства второго энергоблока, и станция заработает в полную мощь.
Однако фактически весь процесс строительства в Беларуси сопровождался, с одной стороны эксцессами на стройке, что подчёркивает то, что Россия небрежно относится к вопросам ядерной безопасности в тех странах, которые являются ее клиентами, младшими партнерами и союзниками. Например, корпус первого реактора меняли два раза. В первый раз его уронили при установке, и он треснул, а во второй раз корпус, который везли на замену этому при транспортировке тоже был поврежден. В результате пришлось брать готовый реактор. Кроме этого, постоянно возникали пожары, гибли рабочие. Во-вторых, строительство электростанции внесло достаточно серьезную нервозность как во взаимоотношениях между собой, так и с Польшей и ЕС. Литва выступила против реализации этого проекта исходя из двух причин. Во-первых, реактор находится очень близко к территории Литвы, в 40 км от Вильнюса. То есть, потенциально он несет угрозу больше Литве, чем Беларуси. Например, тот же Чернобыль находился в чуть больше 70 км от Киева, когда произошла авария. И было признано, что это техническая недоработка. Россия при реализации этого проекта хотела сохранить свои энергетические позиции в регионе, в Балтийских странах, в Польше с одной стороны, а с другой – спровоцировать кризис отношений между членами ЕС. Тем более, с членами ЕС, являющихся антагонистами по российскому вопросу, поддерживающих Украину достаточно последовательно во всех европейских делах.
Результаты президентских выборов и протестных акции дали возможность Литве усилить свои позиции. Буквально неделю назад Балтийские страны и Польша решили, что они не будут экспортировать электроэнергию с белорусской АЭС. Россия, таким образом, еще больше привязывает к себе Беларусь, с другой стороны, она старается сохранить энергетические позиции на рынке Европы. И наконец, она пытается подорвать европейское единство по вопросам энергетической политики. Цель России – это игра в одни ворота, где мнение Беларуси не учитывается. На противоположном краю такого поведения находится проект в Турции, который интересен тем, что фактически тяжело сказать, кто кем играет больше в этом проекте. Турки рассматривают этот проект как важный этап создания национальной атомной промышленности, при этом, они практически не вкладывают средства в реализацию этого проекта, потому что, согласно подписанным договоренностям, россияне строят атомную станцию по принципу «строю-владею-эксплуатирую». Она является собственностью «Росатома» и в будущем правительство будет покупать электроэнергию. Но, в тоже время главная цель Турции, кроме получения энергии – это подготовка кадров, создание научно-технической базы в сфере ядерной энергетики и получение опыта создания и эксплуатации подобных объектов. Сразу стоит сказать, что Турция не ограничивается планами только одной АЭС. Как минимум, существуют планы по строительству еще двух крупных электростанций. Предполагалось, что одну из них будет строить Япония, но они не нашли общий язык с правительством. Возможно, теперь это будет Китай. Но политика турецкого руководства очень ясна – все три станции будут построены разными подрядчиками. Я не исключаю даже того, что третью электростанцию они сами будут строить. Если говорить, об интересах россиян в Турции, то, опять же, они таким образом закрепляются на территории Турции в среднем на 100 лет. А второй момент, это подчеркивается «Росатомом», Россия проводит подготовку технических инженерных кадров и даже кадров в сфере научной и прикладной энергетики в Турции. Россияне считают, что таким образом они создают целую прослойку научно-технической интеллигенции в Турции, которая знает русский язык, а значит, будет лояльна к России. Таким образом, они создают группу влияния для реализации своих интересов.
– Алишер, в контексте того, что АЭС – это «дружба» как минимум на 100 лет, как Вы можете прокомментировать планы России о строительстве АЭС в Узбекистане?
Алишер Ильхамов: Я не специалист по вопросам энергетики, но считаю, что эта тема, учитывая наши постсоветские реалии, политический и геополитический контекст, должна рассматриваться междисциплинарно. Более того, плюсы и минусы строительства АЭС в Узбекистане нужно рассматривать в более широком контексте, и понятие «гибридный фактор» уместно. На примере Украины мы видим, что, при определенных условиях, это приводит к состоянию гибридной войны. Если говорить про Узбекистан, то есть существенные отличия между Узбекистаном и Украиной, Беларусью и даже Турцией. Узбекистан не является энергозависимым государством, как эти страны. Есть и внутренние энергетические ресурсы, такие, как газ и нефть, пусть и не достаточные для внутреннего рынка. Гидроресурсы в общем балансе составляют около 13% и есть большой потенциал возобновляемой энергии. И это источник очень дешевой энергии. Сейчас Узбекистан разрабатывает солнечные станции. Есть расчеты о том, что в 2030 году солнечная энергия может дать до 51 млрд. тонн нефтяного эквивалента. То есть, они могут покрыть все потребности страны.
Встает вопрос, зачем Узбекистану АЭС? Буквально на днях была информация, что Узбекистан отложил подписание контракта. Если говорить об экономической составляющей, то пока анализа перспектив разных отраслей энергетического сектора пока обществу Узбекистана представлено не было. В 2016 году была предварительная договоренность о строительстве АЭС, потом заключено соглашение в 2018 году, но публичного обсуждения еще не было. Я считаю, что это было импульсивное решение президента, а руководство министерства энергетики несколько лет назад вообще отрицало, что такие планы рассматриваются. Но, если провести экономический анализ, то мы видим, что этот проект совсем не выгоден для Узбекистана, учитывая стоимость в 11 млрд. и введение в эксплуатацию объекта только в 2028 году. То есть, на строительство уйдет 9 лет. В итоге, будет выработка 2 или 4 мегабайта мощности или 13% в общем балансе. За 9 лет можно столько понастроить объектов возобновляемой энергии, что экономический эффект будет гораздо больше. Когда мы говорим о стоимости АЭС, не учитываются расходы, связанные с рисками, особенно с точки зрения безопасности. Мы знаем по опыту Саудовской Аравии, что объекты такого рода являются уязвимыми для атак дронами.
На днях было сообщение, что Узбекистан откладывает подписание контракта и не совсем ясно, что за этим стоит. С одной стороны, замминистра энергетики стал успокаивать российскую сторону, что необходимо доработать технические и финансовые вопросы. С другой стороны, есть подозрения в том, что возникла настороженность к России в связи с недавними шагами по отмене планов вступления в ЕАЭС. Похоже, правительство Узбекистана находится в замешательстве. Либо они пытаются выиграть время, либо пытаются поторговаться с разными сторонами, в том числе и США, как в свое время это делал Каримов (экс-президент Узбекистана).
Продолжение – тут.
