Последние несколько месяцев были охарактеризованы весьма сложной атмосферой в отношениях официального Баку с Москвой и Тегераном – странами, которые в азербайджанском общественном мнении давно было принято считать союзниками Армении и противниками урегулирования Нагорно-Карабахского конфликта.
Именно поэтому невмешательство РФ в 44-дневную войну (по крайней мере, на видимом уровне) и довольно лояльная реакция ИРИ на освобождение азербайджанских земель стала приятным сюрпризом. Однако по мере усложнения послевоенного процесса и формирования новой, значительно более сложной, чем до войны динамики вокруг Карабаха, негативные ожидания стали постепенно оправдываться. И если наличие противоречий Баку с Москвой было вполне предсказуемым уже по факту пребывания российской миротворческой миссии на территории Карабаха, еще не контролируемой азербайджанской администрацией и известных российско-армянских связей, то внезапная эскалация напряженности вдоль азербайджано-иранской границы в сентябре 2021 года и откровенное бряцанье оружием Тегерана, который в настоящее время проводит здесь, в непосредственной близости от недавно освобожденных районов Азербайджана крупнейшие за 20 лет военные учения, застали большинство аналитиков врасплох.
Судя по слабой официальной реакции и обсуждения сложившейся ситуации в медиа и аналитических центрах страны, для политических кругов в Баку подобное поведение Тегерана также явилось неожиданностью.
Эволюция позиции и действий Москвы касательно Нагорно-Карабахского конфликта определяется следующими факторами. Во-первых, армянский премьер Пашинян, пережив несколько месяцев сильной внутренней турбулентности и уверенно победивший на июньских выборах, где его основным конкурентом был давнишний фаворит Кремля, экс-президент Роберт Кочарян, за это время сумел доказать свою лояльность и по всей видимости, принял неизбежность следования в фарватере российской политики.
Очень показательным было назначение нынешнего министра иностранных дел Армении: на этот пост Н.Пашинян планировал назначить секретаря Совета Безопасности Армена Григоряна, однако в последний момент изменил свое решение под влиянием Москвы в пользу Арарата Мирзояна.
Вполне логично, что, будучи более уверенной в лояльности Еревана, чем это было возможно до парламентских выборов, РФ считает нужным занять более жесткую позицию по отношению к Баку и его видению послевоенного развития событий. В Москве прекрасно отдают себе отчет, что Азербайджан, при всей позитивной риторике насчет миротворческой миссии РФ и ее роли в регионе, не сильно рад перспективе появления на своей территории де-факто российской военной базы и будет активно искать пути к тому, чтобы не допустить ее превращения в постоянную. На другой чаше весов лежит Армения, общественное мнение которой видит возможность сохранения призрачной «независимости» (по сути, проживания не под азербайджанской юрисдикцией) Карабаха в том, чтобы каким-то образом продлить пребывание российской миссии. Однако факторы, определяющие политику Москвы в регионе в настоящий момент, не сводятся к ее текущим отношениям и планам на две республики (АР и РА), – не менее, если не более, важна динамика российских интересов по отношению к Турции и Ирану и роли, которую они играют на Южном Кавказе.
В последние несколько месяцев стало заметным увеличение трений между официальными Баку и Москвой по ряду вопросов, связанных с послевоенным урегулированием, а также их частое вынесение в публичное пространство. Этот тренд начался с неоднократным выражением недовольства президентом Алиевым по поводу применения Арменией оригинальной версии ракеты «Искандер», не предназначенной для экспорта, при этом он вполне определенно заявлял, что не получил удобоваримого ответа от российского МО на соответствующие запросы. В течение летних месяцев осторожные пикировки возникали по поводу различных аспектов деятельности миротворческой миссии в Карабахе, в том числе, потворствование проведению различных мероприятий со стороны сепаратистских «властей», слишком свободный, по мнению Баку, допуск иностранных лиц в зону ответственности миротворцев, и другие шаги, подрывающие политику Азербайджана по реинтеграции этих территорий. Такие решения, как отказ пропустить армянскую жительницу Карабаха к азербайджанской администрации в Шушу, показывают, что миротворческие силы примеряют на себя позицию, которую до войны по отношению к самопровозглашенной «Республике Арцах» занимала собственно Армения.
При этом, замена энтузиазма в риторике азербайджанских властей касательно российского вклада в мирное урегулирование и разрешение конфликта на плохо скрытый скептицизм четко коррелировала с аналогичной тенденцией в российско-турецких отношениях. Если сразу после войны значительная часть официального политического спектра РФ рассматривала заявление 10 ноября и сложившийся сразу после формат взаимодействия с Турцией по Карабаху как образец успешного регионального партнерства, способного на долгосрочную стабилизацию большого региона в целом, на протяжении 2021 года эти настроения все больше уступали место логике соперничества и недоверия. Общим местом стали заявления, что сотрудничество с Анкарой – скорее вынужденное, и обе стороны держат за спиной целый набор камней, которые они готовы выпустить друг в друга при случае. При этом становилось понятно, что при всех противоречиях Турции с рядом западных стран, ее политика на Ближнем Востоке и постсоветском пространстве в целом ложится в канву широкой стратегии и интересов НАТО.
Затихшие было противоречия сторон вокруг Сирии, Центральной Азии, Крыма стали разгораться с новой силой. Все чаще стали поступать новости о продаже вооружений из России в Армению, например, в сентябре была заключена договоренность о поставках значительной партии высокоточного стрелкового оружия производства компании “ORSIS”. В этой связи интересно недавнее интервью главы Центра Анализа Стратегий и Технологий (ЦАСТ) Р.Пухова, где он обозначил болевые точки для РФ в вопросе Азербайджана: беспокойство постепенным дрейфом страны и всего Южного Кавказа из постсоветской орбиты в пространство большого Ближнего Востока, а также турецкое проникновение по всему периметру зоны, которую Москва считает традиционно “своей”. При этом Пухов отметил, что целью России сейчас является не попытка вернуть расстановку сил 20-летней давности, но выстроить новую систему балансов, не допустив усиления Анкары за счетсохраняющихся рычагов влияния Кремля.
Очень интересно, что существенное потепление азербайджанской риторики в адрес Москвы случилось в начале октября сразу после очень важной встречи Путина и Эрдогана в Сочи, где, согласно ряду инсайдов, стороны смогли прийти к общему знаменателю как минимум по части стоявших на повестке дня болезненных вопросов.
В ходе этой встречи, Путин среди прочего заявил, что “совместный российско-турецкий Наблюдательный Центр играет весьма положительную роль” в урегулировании конфликта. Выступая в Джебраиле по случаю годовщины освобождения района от оккупации, президент Алиев заявил, что взаимодействия в формате 4 сторон – Азербайджана, Армении, России и Турции вполне достаточно для претворения в жизнь постконфликтной политики и стабилизации региона. Однако очень важно также, что острие этого заявления было недвусмысленно направлено против Ирана, о нынешней политике которого по отношению к Армении и Азербайджану мы поговорим дальше.
Связи между Тегераном и Баку практически никогда не были безоблачными. Наличие огромного азербайджанского меньшинства в Иране, компактно проживающего непосредственно к югу от реки Араз, историческое восприятие иранской элитой Азербайджана как части исторической Персии, подчеркнуто секулярная государственность Азербайджана и его активная интеграция в целый ряд инициированных и поддержанных Западом проектов – всё это рождало опасения и подозрения различного рода в Тегеране. Вместе с тем, Баку всегда проводил политику вежливого и уважительного дистанцирования и учета специфических интересов и болезненных вопросов для своего южного соседа. Торгово-экономические отношения между сторонами всегда носили интенсивный характер, а в период президентства Рухани (после 2013 года) политическая риторика также существенно потеплела, и официальные контакты стали интенсивнее. Довольно неожиданно для многих в Баку, иранская сторона весьма позитивно комментировала исход 44-дневной войны и освобождение азербайджанских территорий, подчеркивая братство народов двух стран и выражая желание быть активным участником мирного процесса.
Двусторонние отношения резко испортились после избрания президентом ИРИ в июне 2020-го Ибрахима Раиси, которого считают человеком, представляющим интересы КСИР и, следовательно, занимающим радикальную позицию по вопросам реализации иранских внешнеполитических интересов.
В начале августа азербайджанское правительство дало ноту иранскому посольству, в которой выражалось недовольство постоянными перевозками из Ирана в контролируемую миротворцами зону Карабаха через Лачинский коридор различных грузов. Есть подозрения (впрочем, основанные на догадках и обрывочной информации), что причиной недовольства Баку является то, что иранские грузовики поставляли туда не только товары гражданского назначения, но, возможно, и оружие. Также в Азербайджане небезосновательно считают, что ИРИ годами использовал «серую зону» Карабаха для реализации наркотрафика в Россию и страны Европы, причем, как полагают эксперты, именно КСИР давно замешан в наркотрафике для финансирования своих дорогостоящих внешнеполитических проектов.
Тем не менее, азербайджанская нота если и возымела какой-либо эффект, то скорее обратный: если в период с 7 июля по 8 августа сего года число иранских грузовых фур, проследовавших в Карабах через дорогу Кафан-Горис, составило 35 единиц, то за следующий месяц таких рейсов было уже 58. При этом, как утверждает азербайджанская сторона, зачастую разные грузовики ехали под одинаковыми номерными знаками в целях скрыть истинный масштаб трафика. В конце концов, чтобы выразить свое недовольство, Азербайджан начал взимать высокую пошлину с иранских транспортных средств, благо практически 20 километров дороги проходит по территории Азербайджана, который вернул над ней контроль после прошлогодней войны.
В ответ на это иранское руководство подняло ставки до беспрецедентного уровня: в сети началась массированная антиазербайджанская кампания (включая карикатуры на президента Алиева в одном из важнейших проправительственных изданий), высокопоставленные лица ИРИ заговорили о «сионистской угрозе», якобы присутствующей на территории Азербайджана, и готовности бороться с ней. А спустя некоторое время Тегеран начал проводить крупнейшие за 20 лет армейские учения вдоль самой границы с АР, развернув целый ряд вооружений, включая танковые войска, авиацию, ЗРК средней дальности, РЭБ и т.д. Название учений «Покорители Хайбара» – аллюзия на события первых лет исламской истории, когда в битве при Хайбаре сторонники Мухаммеда одолели врагов, которым, согласно легенде, помогала местная еврейская община.
Верховный лидер ИРИ Хаменеи сделал расплывчатое заявление о том, что «страны, доверяющие свою безопасность другим, понесут за это высокую цену» (при этом понятно, кого он имел в виду после заявлений о наличии израильских вооружений в Азербайджане). Еще раньше, один из руководителей КСИР С.Фадави в интервью сравнил Азербайджан и его президента с «маленьким ребенком».
Так что же стоит за беспрецедентным обострением отношений, в некоторой степени заставшим официальный Баку врасплох? Цветастая и идеологизированная риторика иранского истеблишмента скрывает за собой довольно банальные истины – исход 44-дневной войны, и процессы, которые она запустила в регионе, серьезно ударили по рычагам влияния Ирана, который и так в последние годы испытывает серьезные трудности в поддержании своих гегемонистских претензий на Ближнем Востоке.
Неслучайно развертывание войск и череда «окриков» из Тегерана «совпала» по времени с серьезными сигналами о значительном прогрессе в азербайджано-армяно-турецких переговорах, которые косвенно подтвердили и Алиев, и Пашинян, и Эрдоган. Высказывались предположения, что вопрос открытия коммуникаций практически полностью согласован. В случае открытия для Армении границ с Турцией и Азербайджаном Иран автоматически потеряет статус «линии жизни» для Еревана, который позволял ему, в свою очередь, обеспечивать собственный транзит с РФ через Грузию, а также преодолевать некоторые из санкционных ограничений благодаря тому, что США с пониманием относились к тесным торгово-экономическим отношениям Армении с Исламской Республикой.
По сути, Армения была единственной более или менее прозападной страной из числа близких партнеров ИРИ, а ее конфликт с двумя соседями давал Ирану огромную роль в обеспечении ее безопасности. Теперь же возникла прямая угроза лишиться всех этих преференций.
C другой стороны, Иран как единственный надежный канал связи основной территории Азербайджана с Нахчываном имел большое значение и для безопасности Баку. ИРИ также контролирует наиболее выгодный логистический маршрут из Центральной Азии в Турцию.
Нужно буквально понимать слова Командующего сухопутными войсками КСИР: «Мы рассматриваем геополитические изменения в наших соседних странах как нечто, что наносит ущерб нашей безопасности, и это для нас – красная черта. Наши соседи очень хорошо знают причины проведения «военных учений».
Безотносительно того, имеется ли израильское вооружение у азербайджанской армии или нет, сами происходящие процессы ставят Тегеран в очень невыгодное положение. Тегерану, скорее всего, без разницы, кто контролирует Нагорный Карабах и окружающие районы, – Азербайджан или Армения. Однако для него всегда было жизненно важным сохранение конфликта между двумя сторонами, и именно перспектива окончания этого конфликта является главным «черным лебедем» для Тегерана.
Более того, Иран не может не беспокоить стремительный взлет престижа Турции в мусульманском мире вследствие высокого уровня поддержки, оказанной ею Баку. Так, о покупке турецких беспилотников «Байрактар» уже договорился Туркменистан, на очереди – Ирак, в котором за последние годы совершенно неожиданно распространились антииранские настроения среди шиитского большинства (весьма любопытно, что недавно в Багдаде состоялась целая конференция сторонников сближения с Израилем, где приняли участие заметные фигуры национальной интеллигенции и бизнес-сообщества).
Возросшая сила Турции делает для России неизбежными плотное сотрудничество с Анкарой и обоюдные компромиссы, что наводит на Тегеран думы о кошмарной перспективе формирования устойчивого российско-турецкого баланса сил. Этот сценарий лишит Москву заинтересованности в нынешнем плотном партнерстве с Тегераном, что станет большим ударом для последнего. Не лишним будет упоминание азербайджанского фактора внутри Ирана: исход войны и новый уровень близости Баку и Анкары могут дать толчок росту националистических настроений.
С другой стороны, Вторая Карабахская также явилась хорошей рекламой для беспилотников израильского производства «Хароп», и не секрет, что в случае гипотетического конфликта Тель-Авива и Тегерана оружие этого типа может сыграть ключевую роль в стратегии первого. Иранские элиты боятся стремительного падения престижа своей страны в целом ряде мусульманских стран, в первую очередь в Азербайджане и других тюркских государствах, и, возможно, стараются сейчас «сыграть на опережение» и застолбить свое место в региональной системе интересов, прежде чем их полностью не отодвинут не задний план и возьмут в «политическое окружение».
В этом же ряду – заметная интенсификация связей Баку с арабскими странами Залива: Саудовская Аравия недавно объявила о заключении соглашения о постройке ветряной электростанции в Азербайджане, а ОАЭ вложили более 2 млрд долларов в совместный инвестиционный фонд, созданный в 2016 году. В последнее время к этому добавилось и стремительное потепление между арабскими странами и Анкарой, что грозит еще больше усугубить региональную изоляцию Ирана. Наконец, ставший близким союзником Азербайджана Пакистан также имеет весьма натянутые отношения с Тегераном: за последние годы вдоль взаимной границы состоялся целый ряд вооруженных стычек, а 2 раза Иран обвинял ВС Исламабада в атаке на бойцов КСИР. Вполне можно допустить, что последние действия Тегерана ложатся в канву «дипломатии сумасшедшего», призванной страны региона поневоле согласиться на его полноценное присутствие в кавказско-центральноазиатском «концерте».
Что же касается российско-иранских отношений в свете ситуации на Южном Кавказе, то здесь складывается следующая картина. С одной стороны, роль Ирана как исторического соперника Турции, а также страны, важная для обеспечения безопасности Армении, представляла большую значимость для политики Москвы. Также Россия была довольна тем, что иранское влияние ставит определенные преграды для евроинтеграции и повороту на Запад как Еревану, так и Баку.
С другой стороны, Кремль также никогда не питал иллюзий насчет долгосрочных амбиций Ирана, которые состоят в «возвращении» Азербайджана в орбиту «Иранского мира», а вовсе не в желании играть вторую скрипку под руководством Москвы.
Россия, для которой вопросы идеологии и мягкой силы также имеют болезненную значимость, никогда не была заинтересована в слишком заметном укреплении иранского влияния. К тому же нетрудно заметить, что идеологические притязания двух сторон совершенно разнонаправлены: если Москва делает ставку на наследие секулярного советского прошлого, то Иран стремится реанимировать религиозное шиитское самосознание. Именно поэтому Баку до сих пор без большого напряжения вел свою политику, учитывая совпадения и противоречия между северным и южным соседом. Однако послевоенные реалии создали абсолютно новые условия, адаптацию к которым только предстоит пройти …
Мурад Мурадов, соучредитель и заместитель директора Бакинского аналитического центра им. Топчубашова, Азербайджан
Джавидан Ахмедханлы, эксперт по Ближневосточной политике Центра им. Топчубашева, Баку, Азербайджан
