Чтобы всесторонне и объективно оценить роль России в нынешней горячей фазе Нагорно-Карабахского конфликта, необходимо совершить экскурс в недавнее прошлое и оценить, как эта самая роль воспринималась до эскалации. Надо сказать, что у обеих сторон – как у Азербайджана, так и у Армении, долгое время существовали стереотипные, упрощенные представления насчет того, чего хочет и что может Москва в отношении этой самого сложного клубка противоречий на всем постсоветском пространстве.
Так, в Баку любили повторять емкий тезис: «Ключи от Карабаха находятся в Москве», подразумевая наличие непреодолимых силовых рычагов у Москвы в регионе и ее неограниченную возможность манипулировать Арменией, которая воспринималась исключительно как российский форпост. Основными последствиями такой убежденности были два негласно разделяемых мнения: во-первых, что возобновление боевых действий для Азербайджана едва ли возможно, пока Россия сохраняет статус мировой державы, а во-вторых, что Москва при желании сможет принудить Ереван пойти на устраивающие Баку уступки. В этой оптике первоочередной задачей Баку было вести такую политику, которая сможет вызвать соответствующее желание у Кремля. Проведение небольшого, но эффектного контрнаступления в четырехдневной войне 2016 года, скорее всего, задумывалось именно как инструмент, который заставит противника осознать хрупкость статус-кво и побудить Москву активно подталкивать Армению к компромиссному решению.
Однако эти ожидания, несмотря на определенную смену риторики в Ереване в 2016-17 годах, оказались необоснованными. По другую сторону конфликта, долгие годы существования добытого силовым путем (или, как выражался российский дипломат Владимир Казимиров, посредничавший в переговорах 1994-го года, «голосованием пулями») статус-кво, более чем устраивавшего армянскую сторону, и вовсе сыграли с ней злую шутку. Ереван был совершенно уверен, что тесные отношения с Россией, закрепленные членством в военном союзе ОДКБ и присутствием 102-й базы вооруженных сил РФ в Гюмри, являются железной гарантией того, что Баку никогда не решится на полноценную военную операцию. Постепенное ослабление западного интереса к Южному Кавказу только укрепило Армению в нежелании всерьез обсуждать компромиссное решение конфликта.
С другой стороны, международная ситуация после 2016 года претерпела ряд драматических изменений. Россия и Турция, которые тогда стояли в шаге от полномасштабного конфликта друг с другом, стали быстро сближаться и превратились в своего рода «заклятых друзей», имеющих ряд противоречий, но предпочитающих полюбовно договариваться друг с другом. Постепенное углубление конфликта России с Западом, вкупе с многочисленными расхождениями турецкого президента Эрдогана с его западными союзниками, как нельзя лучше способствовали этому процессу. Усталость россиян от великодержавного прожектерства, которое в 2015-16 годах еще было на гребне волны популярности, заставило Кремль вести намного более осторожную внешнюю политику и умерять геополитические амбиции.
Однако главным спусковым крючком изменений конкретно для Азербайджана стала политика пришедшего к власти в результате «бархатной революции» молодого демократа Пашиняна в 2018 году. Во-первых, Пашинян избрал прозападный внешнеполитический курс, приведя в правительство целый ряд антироссийски настроенных людей и, что было воспринято в Москве особенно негативно, обрушился с репрессиями на знаковые для Москвы фигуры, включая экс-президента, негласного вожака «карабахцев» Роберта Кочаряна и бывшего генерального секретаря ОДКБ Юрия Хачатурова.
Во-вторых, он повел крайне опрометчивую политику в карабахском вопросе, сначала приобретя расположение Баку обещаниями нового курса, субстантивных переговоров и согласием на ряд символически важных мер, а затем развернувшись на 180 градусов и совершая откровенно провокационные выпады, которые не позволяли себе даже триумфаторы Первой Карабахской войны, будучи у власти. Безапелляционное заявление Пашиняна «Карабах-это Армения, и точка», сделанное в 2019 году, объявление министром обороны Тонояном новой доктрины «Новая война – новые территории», исключавшей какие-либо уступки Азербайджану, и вооруженная эскалация в июле 2020 года на неоспариваемом участке границы, когда Ереван не скрывал желания закрепиться на азербайджанских высотах, показали: хрупкий баланс сил в азербайджано-армянском противостоянии разрушен, и мирный процесс в старом формате более не имеет смысла. Все это сделало новый виток полноценных боевых действий, стартовавших 27 сентября, практически неизбежным.
Так какую же позицию заняла Москва в текущем конфликте? С первых дней эскалации Россия дала понять, что не горит желанием вмешиваться и приходить на помощь своему союзнику по ОДКБ Армении, подтверждая, что боевые действия проходят на территории Азербайджана. Вместо этого Россия активизировала свою дипломатическую деятельность и выказала твердое нежелание отдавать армяно-азербайджанские переговоры на откуп другим акторам. Первый раунд переговоров между министрами иностранных дел Азербайджана и Армении был проведен при посредничестве С.Лаврова в Москве 9-10 октября и завершился принятием договоренности о гуманитарном перемирии. Однако оно, равно и как два последующих заявленных перемирия, оказалось полностью неэффективным и было нарушено буквально спустя час после вступления в силу. Судя по всему, Россия воспринимает нынешние дипломатические усилия скорее как декларацию своей ключевой роли в регионе, нежели серьезное принуждение к миру и, вопреки распространенному мнению, осознает, что в текущей ситуации это далеко не самое эффективное занятие и что ситуация должна в первую очередь проясниться на поле боя.
С другой стороны, Москва с первых дней конфликта проявляет некоторую озабоченность по поводу де-факто сложившегося военного союза Азербайджана с Турцией и возросшей роли последней. Российское руководство с начала конфликта поддерживает с турецкими коллегами едва ли менее плотную связь, чем с непосредственными сторонами, подчеркивая тем самым, что Анкара должна считаться с Москвой в своей политике активной поддержки Азербайджана. Высказываемые в кулуарах и экспертных кругах, а также один раз – главой Службы Внешней Разведки С.Нарышкиным опасения о переброске Турцией различных «джихадистов» либо просто наемников из Сирии в первую очередь нацелены на то, чтобы предупредить Анкару от слишком активного вскапывания южнокавказского «огорода».
Вместе с тем, заявления отдельных проармянских политиков о возможности «антитеррористической операции» России в Нагорном Карабахе представляются безосновательными попытками выдать желаемое за действительное. Речь В. Путина на Валдайском форуме, а также последний ответ МИД РФ на просьбу армянского премьера рассмотреть оказание помощи Еревану говорят о том, что Москва не хочет вмешиваться в конфликт, если тот не распространится на территорию Армении и если не создастся угроза полномасштабной гуманитарной катастрофы для армян Карабаха.
Так как понимать позицию России в динамике этого беспрецедентного по интенсивности и накалу борьбы конфликта, и что стоит ожидать от нее в ближайшем будущем? Отношение Москвы к проблеме и ее текущее поведение зависят от нескольких факторов, которые мы постараемся здесь раскрыть.
Во-первых, пусть это и стало сюрпризом для очень многих в Ереване – сегодня отношения с Азербайджаном самоценны для России и не являются механическим продолжением советского комплекса «старшего брата», пусть он и дает периодически о себе знать. Для Москвы очень важно то, что Азербайджан, будучи членом ГУАМ и построив тесное партнерство с Турцией и рядом стран Запада, не пошел путем Грузии и не избрал однозначно прозападный курс. Пресловутая многовекторность отражает в первую очередь нежелание Баку становиться сателлитом какого-либо из своих партнеров, включая даже братскую Турцию, и готовность всерьез отстаивать свои жизненные интересы, что президент Алиев демонстрировал не раз. Вкупе с дипломатичным и подчеркнуто уважительным тоном, который Азербайджан неизменно поддерживает в отношениях с Москвой, это создало в Кремле доверие по отношению к азербайджанскому правительству. Конечно, нельзя недооценивать роль московского образования И.Алиева и в целом то, что он может говорить с московскими элитами на понятном им языке – этот фактор в российской политике в «ближнем зарубежье» играет серьезную роль.
С другой стороны, одним из ключевых элементов для Москвы в ее отношении к Азербайджану является заключенный в 2018 году договор по статусу Каспийского моря, значение которого для России часто недооценивают. Этот договор, исключивший военное присутствие посторонних государств на Каспии, гарантировал российский тыл от проникновения потенциально недружественных сил, которые могли бы использовать его для раскачки самого уязвимого российского региона – Северного Кавказа. Также Азербайджан важен с точки зрения тех возможностей, которые он предоставляет для оказания политического и экономического влияния на Иран – достаточно вспомнить проект транспортного коридора «Север-Юг», который призван облегчить выход России к Ирану и в целом к ближневосточному региону, где Москва отчаянно пытается удержать статус влиятельного игрока. Учитывая все эти факторы, Россия прекрасно понимает, что оказание прямой поддержки Армении будет означать вражду с Азербайджаном, стратегический и экономический ущерб от которой ни в коей мере не сможет компенсировать самый тесный союз с Ереваном.
Другим ключевым фактором, определяющим позицию РФ, являются ее сложные и противоречивые отношения с Турцией. В первую очередь, несмотря на имеющиеся разногласия и на серьезное антитурецкое лобби в России, Кремль очень ценит партнерство с Эрдоганом в силу его принципиально независимой от Запада внешней политики и готовность обсуждать многие региональные вопросы непосредственно с Москвой, не вовлекая западные интересы. Слова Путина на Валдайском форуме о том, что с Эрдоганом очень приятно работать и иметь дело, очень важны, поскольку в персоналистских режимах вроде нынешней России подобные соображения часто играют решающую роль во внешней политике.
Однако помимо этого, есть целый ряд стратегических факторов и интересов, которые подталкивают Москву в сторону Анкары и отбивают желание портить с ней отношения из-за карабахского вопроса. Как показали события последних лет, при всей демонстративной независимости и жесткости политической линии Эрдогана, руководство НАТО не спешит с ним ссориться, несмотря на все попытки некоторых его членов вроде Франции или Греции.
Во время последнего визита в Анкару Генеральный Секретарь организации Й.Столтенберг подтвердил, что Турция остается важным союзником и ключевым членом Альянса. Россия понимает, что любая ее ссора с Анкарой приведет только к большему сближению ее позиций с западными странами в рамках НАТО, и вряд ли хочет поспособствовать этому сценарию.
Также большую роль играют президентские выборы в США: Москва наверняка ожидает, что в случае весьма вероятной победы Джозефа Байдена Белый Дом займет более жесткую позицию в отношении Турции, что подтолкнет Эрдогана к дальнейшему сближению с Москвой, и та, конечно, не хотела бы резкими действиями лишить себя такого шанса. Тем не менее, Россия рядом заявлений и действий (в первую очередь, ударом по лагерю сирийских боевиков в контролируемом турками Идлибе) дала понять, что для нее существует ряд красных линии в отношении политики Турции в постсоветских странах. В карабахском конфликте это, в первую очередь, недопущение возникновения каких-либо территориальных угроз непосредственно Армении, а также слишком радикальные изменения регионального баланса сил.
Однако вполне возможно, что для России в октябре реальным раздражителем стал даже не Карабах, а углубление военно-стратегического сотрудничества Турции с Украиной, в том числе контракт по продаже последней турецких беспилотников, заработавших великолепную репутацию в Карабахе и некоторые заявления по Крыму. Москва наверняка беспокоится, что украинское руководство могло бы, вооружившись азербайджанским опытом, решиться на проведение аналогичной операции на оккупированных территориях. Так что не факт, что недовольство Москвы было вызвано именно позицией Турции по Карабаху, в конце концов, она была известна давно, а упреки Анкаре в военной помощи Баку вполне могут вызвать справедливые сравнения ее с российской интервенцией в Сирию по просьбе правительства Асада.
Наряду с этими факторами, многие аналитики с начала конфликта утверждают, что решающую роль в позиции Москвы сыграло ее недовольство политикой армянского премьера Пашиняна, его якобы антироссийским курсом и демонстративным игнорированием интересов Москвы. Недаром президент Алиев в своих интервью российским информационным агентствам педалировал тему связей Пашиняна с Фондом Сороса, который в РФ превратился в символ западного посягательства на ее жизненные интересы.
Однако, хотя Пашинян действительно совершил ряд резких шагов по отношению к Москве, которые не позволяли себе его предшественники, он в целом, особенно с осени прошлого года, оставался в фарватере стратегического партнерства с Россией и в последнее время неоднократно заявлял о приоритетности этого партнерства для обеспечения жизненных интересов Армении. Безусловно, В. Путин не доверял Пашиняну и мог быть раздражен отдельными его действиями, однако фактор «наказания» строптивого премьера едва ли сыграл решающую роль для Кремля. Надо отметить срыв поездки экс-президента Армении и личного друга Путина Роберта Кочаряна в Москву в последний момент якобы из-за обнаруженного у него коронавируса. Не исключено, что отмена поездки была продиктована нежеланием Москвы в принципе обещать Армении поддержку в карабахском вопросе, на что день спустя недвусмысленно намекнул первый президент страны Тер-Петросян. Проблема в том, что скорее Армения переоценила свою значимость для РФ и отказывалась от любых компромиссов, в том числе «плана Лаврова», который активно муссировался после апрельских событий 2016 года, будучи уверенной в том, что эти предложения делаются для проформы и что в случае войны Москва все равно ее поддержит.
Наряду с частными факторами, необходимо также вписать нынешнюю позицию России по карабахскому конфликту в общую логику современной российской внешней политики. Эта логика в первую очередь состоит в преднамеренном отказе от долгосрочной стратегии в пользу постоянным тактическим перегруппировкам, чередующим агрессию с отступлением с целью добиться максимального числа краткосрочных успехов. Эта необычная внешняя политика тесно связана с внутренней сущностью российского режима, который, особенно начиная с 2014 года, связывает сохранение приемлемо высокого уровня поддержки внутри России сохранением и пестованием образа великой державы, успешно преследующей свои интересы по всему миру. Известный политолог Глеб Павловский недавно назвал правящую российскую элиту «экспертами по выживанию», для которых умение поддерживать свою репутацию на плаву важнее действительного преследования глобальных амбиций.
Растущая мировая волатильность, когда ситуативные альянсы беспрерывно сменяют друг друга, должна была только укрепить Кремль в таком взгляде на мир. Более того, после неудачи в украинском Донбассе и превращения проекта «Новороссия» в откровенное геополитическое бремя для Москвы, нежелание слишком глубоко впутываться в конфликтные ситуации стало отчетливым знаком ее внешней политики, которая сейчас негласно повторяет американский подход времен президента Обамы – «не попадать в глупое дерьмо».
Пример французского президента Макрона, который после пары амбициозных заявлений по Карабаху был, по сути, вынужден дать задний ход из-за очевидного отсутствия способности повлиять на ход конфликта и тем самым только навредил своей репутации, должен был стать для Москвы лишним предупреждением о том, что лучше не брать на себя обязательства, которые сложно выполнить.
Поэтому в последние годы Кремль часто занимает выжидательную позицию и предпочитает ставить на силы, находящиеся на подъеме, что, разумеется, в текущей ситуации подталкивает его сохранить базу для укрепления отношений с Баку. Также российская внешняя политика безоговорочно предпочитает «прагматичных» партнеров, которые говорят на языке силы и двусторонних договоренностей, размытым заявлениям об общих ценностях и многосторонних обязательствах. В этой связи основанная на «союзнических обязательствах» и цивилизационной близости риторика Армении вряд ли могла добавить ей очков в глазах Кремля. Многих сторонних наблюдателей также вводило в заблуждение явное преобладание проармянских фигур среди российских публичных политиков и экспертного сообщества над проазербайджанскими, заставляя их делать выводы о соответствующей ориентации российской политики. Эти выводы не принимали во внимание то, что в РФ роль лоббизма во внешней политике и близко не сравнима с той, какую он играет на Западе, особенно в США. Она определяется достаточно узким кругом людей в Кремле на основе своих собственных соображений, а не влияния внешних сил.
Наконец, необходимо прояснить вопрос продолжающихся поставок вооружения из России в Ереван на всем протяжении военных действий, о чем постоянно пишет азербайджанская пресса и на что намекал Президент Алиев в некоторых интервью, говоря о том, что только этими поставками можно объяснить тот факт, что у армянской стороны до сих пор не закончилось оружие, несмотря на гигантские боевые потери. Неоднократно публиковались карты резко участившихся полетов российских бортов, в первую очередь, из Ростова-на-Дону, в Ереван. Пожалуй, этот вопрос является самым неудобным для Москвы в текущей ситуации и порождает в Баку опасения о возможности прямого военного вмешательства.
Однако тут необходимо отметить следующее. Во-первых, Армения остается военным союзником РФ в рамках ОДКБ, которая вряд ли захочет, чтобы Ереван подвергся полному разгрому – как для того, чтобы сохранить свои рычаги влияния по окончании конфликта, как и для того, чтобы не навредить своей репутации в глазах прочих партнеров. Россия может также эти самым показать обеим сторонам, что по-прежнему играет в ключевую роль в регионе и что Баку не может полагаться только лишь на себя и на Турцию в деле решения конфликта.
Во-вторых, нет никаких сведений насчет видов и качества вооружения, которые поставляются в Армению в данный момент. Отставание Еревана от Баку в плане технической и стратегической подготовленности в нынешней войне таково, что бесперебойные поставки обычного стрелкового оружия и снарядов для артиллерии смогут лишь растянуть неизбежное, но не переломить ход битвы в ситуации, когда небо практически полностью контролирует азербайджанская армия, точечными ударами выводящая из строя ПВО, тяжелые вооружения и живую силу противника.
И, наконец, в-третьих, существует такое понятие, как союзническая инерция, которая всегда проявляет себя в имеющих долгую историю двусторонних отношениях. В качестве самого известного примера можно привести американо-израильские отношения в период президентства Обамы, когда, вопреки серьезному политическому охлаждению и открытому недовольству Белого Дома «ястребиной» политикой Нетаньяху, военная помощь со стороны США достигла максимального за всю историю уровня.
Подобная кооперация очень медленно реагирует на изменения политической конъюнктуры и сильно зависит от сложившихся процедур и интересов исполнителей на местах. Таким образом, поставки оружия также не стоит интерпретировать как сигнал далеко идущих военных намерений Москвы.
Мурад Мурадов, соучредитель и заместитель директора Бакинского аналитического центра им. Топчубашова, Азербайджан
