Публікації експертів ЦДАКР – Південний Кавказ

Рауф РАДЖАБОВ: «Особенности внешней политики Турции на Южном Кавказе и в Центральной Азии»

Официальная Анкара продвигает идею «общего тюркского дома» для Турецкой Республики (ТР) и тюркоязычных государств. В долгосрочной перспективе турецкая сторона в первую очередь в сотрудничестве с Азербайджанской Республикой (АР) и Республикой Казахстаном (РК) намерена создать единое политико-экономическое пространство для всех тюркских государств с общим рынком, единой региональной энергосистемой, системой транспортировки энергоресурсов и т.д.

Тем самым официальная Анкара намерена выполнять на Южном Кавказе и в Центрально-Азиатском регионе (ЦАР) миссию нового геополитического, геоэкономического и геокультурного центра. Официальные власти Турции уже делают акцент на подготовке и формировании военно-политических элит стран этих регионов, а также на расширении информационного влияния на тюркоязычные страны чрез СМИ, научные учреждения, культурные центры и так далее.

Фактор «трех сил зла»

Можно выделить несколько направлений, по которым тюркоязычные страны и Турция имеют схожие приоритеты для взаимовыгодного сотрудничества:

Во-первых, официальные власти тюркоязычных стран в целом заинтересованы в интенсификации торгово-экономических взаимоотношений с Турцией в энергетике, торговле и туризме. Турция является крупнейшей в Евразии страной-транзитером энергоресурсов и на этом фоне стремится трансформироваться в континентальный энергетический хаб.

Во-вторых, тюркоязычные страны заинтересованы в сотрудничестве с официальной Анкарой в сфере поддержания региональной безопасности. Поскольку США значительно сокращают американское военно-политическое присутствие в Исламской Республике Афганистан (ИРА) со всеми вытекающими последствиями, то для поддержания региональной стабильности активное участие Турции в афганском вопросе отвечает национальным интересам тюркоязычных стран.

Поэтому положенное в основу деятельности Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) противодействие «трем силам зла» (международному терроризму, религиозному экстремизму и этническому сепаратизму) является важной основой для сотрудничества Турции и тюркоязычных стран в рамках Организации.

Для Турции как участницы Международных сил содействия безопасности в ИРА приоритетом служит обеспечение в регионе ЦАР военно-политической стабильности, при которой ничто не будет угрожать турецким экономическим и энергетическим проектам. Кстати, на официальном уровне официальная Анкара традиционно обращает внимание официальных властей тюркоязычных стран на угрозу проникновения в регион радикального исламизма, поскольку для официальной Анкары эта угроза сохраняет актуальность на фоне известных событий на Ближнем Востоке.

Дело в том, что состав стран-участниц, цели ШОС и Турции частично совпадают и взаимодополняют друг друга, позволяя тюркоязычным государствам выстраивать сбалансированную стратегию реагирования на внутренние и внешние вызовы и риски.

Сближение официальной Анкары с ШОС основано на понимании того, что при тесном взаимодействии тюркоязычных стран с Турцией в рамках ШОС произойдет уравновешивание потенциалов ее участников, в том числе, турецкий фактор позволит не допустить доминирования на Южном Кавказе и Центральной Азии КНР и РФ.

Иными словами, к стабильности межгосударственных взаимоотношений с Турцией стремятся все тюркоязычные государства, хотя интересы сторон совпадают далеко не во всём. К примеру, в Турции нашли политическое убежище сторонники и члены оппозиционной, общественно-политической «Группы-24», «Молодежь за возрождение Таджикистана», а также «Партии исламского возрождения Таджикистана» (ПИВТ). Все вышеуказанные объединения были признаны в Республике Таджикистан (РТ) экстремистскими, а их члены объявлены в международный розыск. Однако официальный Душанбе, в отличие от официального Ташкента, не так болезненно отреагировал на предоставление политического убежища своим оппонентам.

В свою очередь официальный Ташкент сохраняет по отношению к официальной Анкаре настороженность по причине турецкой поддержки узбекской оппозиции, в том числе, радикальной, а также пантюркистских настроений среди турецкой элиты. В частности, межгосударственные взаимоотношения между Турцией и Республикой Узбекистан испортились еще в начале 1990-х годов, после того как официальная Анкара предоставила убежище беглому узбекскому политику Мухаммаду Солиху. И в ответ официальный Ташкент вышел из всех тюркских организаций, и участия в их деятельности больше не принимает. Кроме того, до 2017 года именно через Турцию из тюркоязычных стран волонтеры известных экстремистских движений и террористических организаций практически беспрепятственно попадали в Сирию и Ирак.

Вместе с тем, официальный Ташкент, вероятно, заинтересован в развитии турецко-узбекских межгосударственных взаимоотношений в рамках урегулирования афганского вопроса. Дело в том, что Турция в Афганистане выступает активным игроком, а для официального Ташкента обострение военно-политической ситуации в ИРА является основным внешним вызовом.

Региональный хаб

Основным выгодополучателем от реализации проектов «Турецкий поток» и TANAP является официальная Анкара. Притом что и «Турецкий поток», и TANAP не предполагают снижения зависимости ЕС от поставок российского природного газа. Тем более что одновременно имеющиеся и планируемые турецкие газопроводы могут быть использованы, в том числе, и для увеличения поставок в Европу российского природного газа.

Стратегическая цель Кремля в рамках реализации проекта «Турецкий поток» с привязкой к проекту «Северный поток» и «Северный поток-2» – значительное сокращение поставок российского природного газа в Европу через Украину, а не азербайджанского природного газа в Турцию. В Анкаре этот фактор не учитывается или опускается. В частности, 15,75 млрд. куб. м природного газа по газопроводу «Турецкий поток» плюс возможные 55 млрд. куб. м природного по газопроводу «Северный потока-2» неминуемо ведут к реализации вышеуказанной цели официальной Москвы.

Очевидно, что такая конфигурация не отвечает национальным интересам Украины и политике диверсификации энергопоставок в страны ЕС. Притом, что сотрудничество между Турцией и Украиной развивается по разным направлениям – от экономики и оборонной промышленности до туризма и культуры. Турция оказывает материально-техническую помощь Вооруженным силам Украины, проводит совместные морские учения. Турция и Украина имеют договоренности ос совместном производстве радиолокационных станций, ракетных систем, беспилотных авиационных комплексов, совместно проводить космические исследования и т.д. На всевозможных международных площадках официальная Анкара системно заявляет, что никогда не поддержит аннексии Крыма, выступая за территориальную целостность Украины.

На фоне известных проблем вокруг завершения строительства газопровода «Северный поток – 2», а также намерения США и ряда стран ЕС приобрести ГТС Украины, предполагающее ее модернизацию и использование для транзита российского природного газа в Европу, «Турецкий поток» сохраняет привязку экспорта российского природного газа к ЕС.

Кроме того, проекты TANAP и TAP, а также «Турецкий поток», не несут политические риски в контексте неурегулированности азербайджано-армянского и армяно-турецкого конфликтов со всеми вытекающими последствиями. Показательно, что официальный Тегеран выразил поддержку строительства газопровода «Турецкий поток».

Более того, европейский проект «Южный газовый коридор» (ЮГК) является единственным газопроводом, способным поставлять крупные объемы природного газа из азербайджанских месторождений на Каспии – «Шах-Дениз», «Абшерон», «Умид», «Бабек» и другие в азербайджанском секторе Каспия (всего около 2 трлн. куб. м. извлекаемых запасов).

Иными словами, официальная Анкара намерена трансформироваться в региональный энергетический хаб, что гипотетически может усилить её позиции в контексте взаимоотношений с ЕС. Ведь вышеуказанные газопроводы не могут кардинально снизить зависимость ЕС от поставок российского природного газа.

Для официальной Анкары, импортирующей 99% потребляемого природного газа, важно диверсифицировать потоки поставок природного газа, как из-за геополитических, так и экономических причин. Ведь любая монополия в энергетической сфере Турции минимизирует возможности официальной Анкары обеспечить в стране сбалансированное ценообразование. Как результат, Россия опустилась с первого на пятое место по поставкам природного газа в Турцию. Об э том свидетельствуют данные турецкого энергетического регулятора EPDK. В частности, в марте т.г. доля России по поставкам природного газа на турецкий рынок составила 9,9% против 33% в марте 2019 года. При этом в т.г. трубопроводные поставки из Азербайджана на турецком рынке составляют 23,5%, доля поставок из Ирана – 14,2%. Кроме того, по поставкам сжиженного природного газа (СПГ) в Турцию Россию обошли Катар (20%) и Алжир (13,7%). Если брать результаты всего 1-го квартала т.г., то импорт природного газа при этом вырос на 5% – до 15,2 млрд.

Для реализации вышеуказанной цели Турции требуется не менее 50-60 млрд. куб. м природного газа. Поэтому наряду с РФ и Азербайджаном важным энергетическим партнером Турции должен стать Туркменистан. И здесь закономерно, что официальная Анкара лоббирует проект строительства Транскаспийского газопровода (пока с неопределенными перспективами). Официальная Анкара также заинтересована в получении и казахстанской нефти после начала ее добычи на Кашагане. Поставляться она может танкерами в Азербайджан и далее по нефтепроводу Баку – Тбилиси – Джейхан (БТД) в Турцию. Кроме того, официальная Анкара хотела бы подключения Казахстана к проекту TANAP.

Однако пандемия коронавируса и падение мировых цен на нефть не могли не отразиться на экспорте природного газа. В Европе сейчас  природный газ в каких-либо серьезных объемах практически никому не нужен. Отопительный сезон прошёл, следующий начнется в октябре. Европейские хранилища по сравнению с прошлыми годами переполнены в силу теплой зимы. Падение в Европе спроса на природный газ может стать долгосрочным трендом. Следует также учитывать, что ЕС (в контексте изменения климата и не только) берёт курс на широкое использование экологически чистых сырья и энергоносителей. Эти факторы также минимизируют шансы Турции реализовать свою амбициозную цель.

На этом фоне, Турция активно лоббирует маршрут доставки грузов из КНР через Центральную Азию и Каспийское море в Европу, южная ветка которого должна пройти по турецкой территории. Железная дорога Баку – Тбилиси – Карс (БТК) позволит включить в транспортно-логистические цепочки и страны ЦАР, до сих пор торговавшие с Турцией главным образом через территорию РФ.

Более того, официальная Анкара рассматривает Казахстан как влиятельную страну на постсоветском пространстве, с помощью которой Турция способна усилить свои позиции на внутреннем российском рынке. Тем более что Казахстан считается активным геополитическим игроком в ЕАЭС и для него не существует таможенных барьеров с РФ.

Таким образом,официальная Анкара пока в полной мере не располагает экономическими и политическими ресурсами для утверждения в регионе в качестве главного локомотива тюркской интеграции. Притом, что тюркоязычные страны нуждаются в серьезных инвестициях и технической помощи, а Турция страна, ориентированная на собственное развитие, не в состоянии пока в полной мере заниматься развитием других государств. Определенные надежды туркоязычных стран на то, что Турция может стать полновесной альтернативой или некой «подушкой безопасности» от «мягкого» давления РФ и КНР, не оправдались (Турция всё ещё далека от членства в ЕС и т.д.). 

Геополитическое присутствие Турции в регионе Центральной Азии ограничено слабостью её инвестиционного потенциала. Предоставления ряду тюркоязычных стран финансовой помощи в виде грантов, кредитов и технической поддержки недостаточно для удовлетворения амбиций Анкары. Экономическое сотрудничество Турции со странами региона в целом пока несопоставимо с экономическим влиянием КНР, РФ, США, ЕС, Японии или Индии – также имеющих свои интересы в регионе.

Кроме того, проблема Турции, равно как и КНР или РФ, состоит в том, что США в условиях постпандемии будут стремиться переориентировать тюркоязычные страны в направлении Южной Азии (т.е. на Индию; здесь и проект по транспортировке туркменского природного газа, и другие направления).

Турция пока не связывает себя крупномасштабными проектами, а предпочитает продвигать коммерческие, культурные и образовательные программы. При этом официальная Анкара опирается на формально негосударственные, но активно поддерживаемые правительством Турции структуры.

В постпандемийный же период Турция объективно будет вынуждена переориентироваться на решение внутренних, преимущественно, экономических проблем – инфляции (девальвации национальной валюты), безработицы, реанимации сферы туризма и так далее. Не забывая при этом о сирийском и ливийском военных фронтах…

Рауф Раджабов, востоковед, руководитель аналитического центра 3RD VIEW, Баку, Азербайджан