Гела Васадзе: «Теория разбитых окон на линии оккупации в Грузии»

«Заброшенным храмом овладевают демоны…»

Грузинская мудрость

Когда в 1982 году Джордж Уилсон и Джеймс Келлинг сформулировали теорию разбитых окон, вряд ли они претендовали на её универсальность. Тем более, когда речь идет о такой сфере как международные отношения. Ведь хрестоматийный пример о том, что если в здании одно разбитое окно, на которое никто не обращает внимания, в этом здании со временем не останется ни одного целого окна. То есть, попустительство мелким правонарушениям неизбежно приводит к росту преступности, в том числе тяжких преступлений, – это криминология.

Только в 1999 году известный американский политический обозреватель Брет Стивенс перенес теорию разбитых окон в сферу мировой политики, рассматривая – как положительный пример – прекращение этнических чисток в Косово путем военного вмешательства НАТО. И уже позже, как отрицательный пример – отсутствие адекватной реакции международного сообщества на применение Башаром Асадом оружия массового уничтожения против собственных граждан и на присоединение Россией Крыма. Не забывает Брет Стивенс и о Грузии, в частности в своей недавней статье «Станут ли демократы возродившимися неоконсерваторами» в New York Times, Брет Стивенс упоминает о предпринятой администрацией Барака Обамы попытке перезагрузки отношений с Россией в 2009 году, сразу после вторжения Путина в Грузию. По мнению Стивенса, Обама сделал это для того, чтобы добиться одобрения либералов. К чему привела эта попытка перезагрузки, знают все.

Впрочем, у больших стран – свои проблемы, а у небольших – свои. Давайте поговорим о наших, грузинских, – а то, что они есть, думаю, очевидно. В скором времени в прекрасном городе Прага планируют встретиться российский сенатор, бывший заместитель министра иностранных дел РФ Григорий Карасин и специальный представитель премьер-министра Грузии по переговорам с Россией Зураб Абашидзе. На переговорах будет поднят вопрос о закрытии переходов на линии оккупации в Ахалгорском районе и о ситуации на линии оккупации как таковой. На самом деле данные вопросы не входят в формат переговоров Карасин-Абашидзе, так как изначально предполагалось, что в рамках данного формата будут обсуждаться экономические и гуманитарные вопросы между двумя странами, находящимися в состоянии перемирия. Политические вопросы должны обсуждаться в женевском формате. Многие наши политики вообще считают, что все переговоры должны проходить исключительно в женевском формате, а формат Карасин-Абашидзе – это непонятный отдельный канал коммуникации, который сам по себе таит определенные риски.

Что ж давайте на время оставим в стороне обсуждение целесообразности для Грузии встреч Абашидзе с Карасиным и поговорим о женевском формате. Женевский формат политических консультаций между Грузией и Россией предполагает присутствие представителей ООН, Европейского Союза, ОБСЕ, Соединенных Штатов. Замечательный формат, не правда ли, почти идеальная конструкция, которая позволяет нам не оставаться один на один с сильным противником. Однако именно почти, так как в этой конструкции присутствует то самое разбитое окно, а именно участие в формате представителей оккупированных Абхазии и так называемой Южной Осетии. Это ещё можно было бы понять, если бы там же присутствовали представители вынужденно перемещенных лиц из оккупированных регионов, тем более что в случае с Абхазией у нас есть легитимные органы, такие как правительство и Верховный Совет Автономной Республики Абхазия. Возможность представления интересов вынужденно перемещенных лиц временной администрацией Южной Осетии в Тбилиси, – вопрос конечно дискуссионный, но почему бы и нет. Однако об этом речи не идет, и возникает логичный вопрос – почему?

Вообще, вопросов «почему» гораздо больше, чем ответов на них. Например, понятно, что по условиям соглашения о прекращении огня Медведев-Саакашвили-Саркози, вернее дополнению к нему от 8 сентября 2008 года, на линии оккупации была создана буферная зона. Грузия неукоснительно выполнила все пункты Соглашения, тогда как Российская Федерация грубо нарушила их, разместив на линии оккупации свои войска. Таким образом, без защиты остались мирные граждане, которые живут на линии оккупации, и спустя несколько лет мы получили процесс так называемой «бордеризации», а именно отчуждения земель граждан Грузии на этой самой линии. «Бордеризацию» ещё называют ползучей оккупацией, что красиво, но, по сути, неверно. Если бы Москва хотела таким образом отобрать у Грузии какие-то дополнительные земли или провести «границу», это было бы сделано в течение нескольких недель.

Между тем процесс «бордеризации» продолжается уже более пяти лет, и это не что иное, как пиар-акция «новых политических реалий», навязываемых Кремлем Грузии. Вот вам пример ещё одного разбитого окна в конструкции безопасности на линии оккупации. Подозреваю, что вопрос о том, почему до сих пор вдоль линии оккупации не были выставлены хотя бы полицейские посты, способные защитить проживающих там граждан, так и останется без ответа.

Миссия наблюдателей Европейского Союза добросовестно, зачастую рискуя собой, выполняет свои функции в рамках мандата, за что им низкий поклон. Но эта миссия не может выполнять функции грузинского государства, а главной функцией государства является защита жизни, безопасности и имущества своих граждан. На протяжении многих лет оккупации наше государство не позаботилось об этом. В итоге мы получили кризис на пустом месте, а именно по факту создания одного полицейского поста, тогда как их должно быть десятки. Интерес Кремля в том, чтобы Грузия даже не посмела думать о своей защите, вполне понятен. Непонятно, почему все эти годы мы молчаливо соглашались с этим.

И, пожалуй, самый болезненный вопрос – вопрос о наших гражданах, проживающих на оккупированных территориях и вынужденно перемещенных лицах. Вообще данный вопрос весьма размыт, размыт тем, что когда наши официальные и не только официальные лица говорят о жителях Абхазии и Цхинвальского региона, речь идет обо всех, кто проживает на оккупированных территориях. И в какой-то мере это оправдано. Да, все те, кто сегодня живет там, – потенциально наши граждане, но у государства есть свои обязательства, и как мы писали выше, главное из них, это защита жизни, безопасности и имущества граждан страны.

И вот тут положение дел – не что иное, как разбитое окно в конструкции отношений с оккупированными территориями. Парадокс ситуации состоит в том, что наши граждане, которые потеряли на оккупированных территориях своих родных, имущество, возможность посещать любимые места и просто жить у себя дома зачастую обладают гораздо меньшими преференциями, чем жители оккупированных территорий, гражданами Грузии не являющиеся. Например, у них нет прав на бесплатное здравоохранение и образование, грузинское государство не платит за электроэнергию для них, далеко не все и даже не большая часть вынужденно перемещенных лица обеспечены своим жильем. Список можно было бы продолжить, однако, вряд ли мы получим вразумительный ответ – почему?

Положение тех наших граждан, которые проживают на оккупированных территориях, а это два района – Гальский в Абхазии и Ахалгорский в Цхинвальском регионе – ещё хуже. Они фактически являются заложниками оккупационных властей. Ведь проблема закрытия переходов в Ахалгорском районе превратилась в гуманитарную катастрофу именно потому, что они оказались отрезанными от Грузии. Одна женщина уже погибла, потому что ей не сумели вовремя оказать квалифицированную медицинскую помощь после инсульта. Другая, получившая тяжелые травмы в результате падения в колодец находится в критическом состоянии. На фоне этих историй не так трагично выглядит положение тех людей, которые работали в Ахалгорском районе, получая зарплату, как из бюджета Грузии, так и из бюджета так называемой Южной Осетии.

И снова риторический вопрос, почему несколько тысяч граждан Грузии, которые оказались заложниками в собственной стране, не эвакуируют, обрекая их на унижение и делая из них средство давления на Грузию? То же самое относится к жителям Гальского района. Только в 2018 году правительство Грузии в рамках «Государственной федеральной программы» потратило около семи миллионов лари (2,5 миллионов долларов) на медицинское обслуживание жителей Абхазии и Цхинвальского региона. А сколько тратится на программы обеспечения бесплатными медикаментами, ветеринарные вакцины, борьбу с мраморным клопом и прочими насекомыми, не говоря уж об электроэнергии. Говорить о том, сколько стоит киловатт электроэнергии для Абхазии не будем, так как и по этой цене никто ничего не оплачивает. Причем все это под аккомпанемент комментариев о том, какие грузины – сволочи и враги. И все бы ничего, если бы государство выполняло свою базовую функцию – защиту своих граждан. Вот и получается достаточно странная картина. А все из-за разбитого окна.

Зураб Абашидзе сколько угодно может вести переговоры с Григорием Карасиным, можно сколько угодно вести разговоры и в рамках Женевского формата, но если не вставить стекла толка не будет. Постоянные апелляции к партнерам и международному сообществу, безусловно, вещь хорошая и необходимая. Но без постоянного поиска вариантов, которые бы заставили пойти оккупантов на уступки или хотя бы осложнили им пребывание на оккупированных территориях, надежда на помощь добрых самаритян или чудесное превращение Савла в Павла, – в лучшем случае это преступная наивность. Преступная потому что речь идет о жизни и безопасности наших граждан, конкретных людей, за которых несет ответственность государство и которым неоткуда ждать помощи, кроме как от своих.

А сейчас давайте попытаемся найти хоть одну причину, по которой Кремль мог бы, ну хотя бы теоретически, пойти на политические уступки Грузии по оккупированным территориям. Не на уровне большой мировой политики, противостояния больших и региональных держав, интересов, зон влияния и так далее. Это все не про нас и мы в этой большой игре, скорее объект, чем субъект. В данном случае речь идет о наших действиях, нашей конструкции обеспечения безопасности страны и граждан. Вот и получается, что разбитых окон слишком много, и будет их ещё больше. Ну а то, что заброшенным храмом овладевают демоны, мы знаем уже давно. Вот такая теория разбитых окон на линии оккупации.