На Южном Кавказе формируется делимая система безопасности, по сути, не отвечающая в полной мере интересам самих стран региона на долгосрочную перспективу. Москва и Тегеран с участием Еревана по сути уже заняты выстраиванием стратегии по противодействию «оси» Баку – Анкара – Исламабад.
При этом Москва не опасается конкуренции российскому геополитическому влиянию со стороны Тегерана, как на Южном Кавказе, так и в Республике Армения (РА). Тегеран объективно не в силах выстроить независимые от Москвы отношения с Ереваном. Тем более, что взаимодействие с Ереваном Тегеран расценивает как противовес оси Баку – Анкара, что отвечает интересам Москвы.
И в Москве, и Тегеране осознают, что усилившееся военно-политическое присутствие Анкары в регионе Южного Кавказа – свершившийся факт. Поэтому Москва вынуждена принимать данный формат Realpolitik как реальность со всеми вытекающими политическими последствиями.
Игра с нулевой суммой
Российская сторона стремится усилить военно-политическое и экономическое присутствие РФ на Южном Кавказе за счет формирования линии Москва – Ереван – Тегеран. При том что в иранских консервативных кругах отношение к Москве, мягко говоря, двойственное.
Между Москвой и Тегераном существуют определенные разногласия. К примеру, влияния Москвы на Дамаск недостаточно, чтобы свести к минимуму роль Тегерана в Сирийской Арабской Республике (САР). Режим Башара аль-Асада позиционируется как отдельный независимый игрок, который умело использует и Москву, и Тегеран для сохранения власти алавитов. Следует учитывать, что в экономическом плане позиции Тегерана в САР намного сильнее, чем у Москвы. Финансовые вложения Тегерана в САР во много раз превышают российские, и Тегеран намерен компенсировать их, – и поэтому пытается сохранить за собой наиболее прибыльные отрасли сирийской экономики, куда доступ российским компаниям затруднен.
Параллельно Тегеран не против закупить у Москвы современные наступательные вооружения, в которых иранская сторона испытывает острый дефицит, – такие как боевые самолеты Су-35 или Су-30, или новейшие типы систем ПВО, такие как С-400. Но Москва стремится избежать негативной реакции со стороны Израиля и арабских стран Персидского залива, и готова предложить Тегерану лишь новые партии зенитных ракетных комплексов (ЗРК) «Тор», «Бук» или «Панцирь», плюс бронетехнику.
Москва по объективным причинам не имеет на ИРИ решающего политического влияния. А стремление Москвы выдавить Анкару из САР реализуемо во многом с помощью Тегерана. Однако, текущую ситуацию в турецко-иранских отношениях можно охарактеризовать как сохраняющийся баланс и взаимную готовность к компромиссу в периоды возникновения угрозы нарушения данного баланса. Другими словами, Тегеран не намерен вступать в прямое военно-политическое столкновение с Анкарой.
Кроме того, Тегеран стремится к соглашению с США по иранской ядерной программе, поскольку плохие отношения ИРИ с Западом в целом усиливают его экономическую и политическую зависимость от региональных игроков, включая РФ.
Торгово-экономические отношения также не высоки, товарооборот между ИРИ и РФ не превышает $2 млрд. в год. Тегеран вступил в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). Но, в ШОС Тегеран интересует не РФ, а Китайская Народная Республика (КНР) как «геополитическая крыша» с многомиллиардными инвестициями.
Вместе с тем, Москва с целью сохранения стратегических позиций Российской Федерации (РФ) на Южном Кавказе пользуется всеми доступными возможностями: 102-й военной базы в РА; ограниченного контингента миротворческих сил (МС) в Карабахе; антизербайджанскими и антитурецкими устремлениями Тегерана и так далее.
Данный совокупный набор центров силы позволяет Москве решать текущие военно-политические задачи, а также оказывать геополитическое давление на Баку и Анкару. Ведь Анкара, в том числе стремится реализовать турецкий геополитический проект, предполагающий формирование новой геополитической конструкции сотрудничества евразийских государств, альтернативной российскому евразийскому проекту.
Анкара и Москва стремятся завязать на ТР и РФ соответственно систему железнодорожного сообщения Южного Кавказа. Так, в планах Анкары – прокладка железной дороги Карс-Игдыр-Нахчыван с целью объединения пути через Грузию в Нахчыван и АР, с дальнейшей перспективой связи с ИРИ и Центральной Азией (ЦА), а российская инициатива направлена на возрождение советской железнодорожной системы и включение ее в глобальный проект МТК «Север-Юг».
На этом фоне после Второй Карабахской войны наблюдается усиление противостояния между Баку/Анкарой и Тегераном. Геополитическое противоборство между Турецкой Республикой (ТР) и Исламской Республикой Иран (ИРИ) проявляется на иракском, сирийском и кавказском направлениях.
Анкара – лидер исламского мира суннитского толка, а Тегеран пока еще лидер шиитской ее части. Однако, иранское лидерство в долгосрочной перспективе не однозначно. Примечательно, что Тегеран неспроста озабочен ростом политической, экономической и военной мощи Баку; укреплением геополитического влияния Анкары на Южном Кавказе; ростом турецкого авторитета среди иранских азербайджанцев-шиитов. Закономерно, что Тегеран, оценивая итоги Второй Карабахской войны, рассматривает их, как поражение и Еревана, и по касательной – ИРИ.
В этой связи следует отметить, что трансграничные проблемы между АР и ИРИ, появление которых было неизбежно после Второй Карабахской войны, объяснимы. 3-х стороннее заявление от 10 ноября 2020 года, в том числе предусматривает создание новых международных транспортных маршрутов (МТК), пролегающих через АР и РА. Эти маршруты могут создать новые связи между «Югом» и «Севером», а также «Востоком» и «Западом». Тем самым по-новому связать Каспийское море, Черное море, Средиземное море и Персидский залив. Эти планы вызывают острое беспокойство в Тегеране.
С точки зрения международного права недопущение азербайджанской стороной транзита иранских фур через территорию АР карабахским сепаратистам полностью законно. Однако, Тегеран в ответ продемонстрировал военно-политическую (во многом неадекватную), а не дипломатическую активность.
В частности, под предлогом внепланового учения Тегеран демонстративно перебросил войска в район азербайджано-иранской госграницы с Нахчыванской Автономной Республикой (НАР) и вдоль южного берега реки Араз. Кроме того, в мечетях ИРИ прозвучали угрозы в адрес Баку, поводом для чего стали военные учения АР, ТР и Исламской Республики Пакистан (ИРП). Более того, раздаются призывы изменить внешнеполитический подход Тегерана к Баку, включая такие меры, как завершение строительства железной дороги Решт – Астара, обеспечение развития сотрудничества в банковской, энергетической, торговой сферах, взаимодействие на Каспийском море.
При том что, несмотря на пандемию, в 2020 году произошло увеличение сообщения по железной дороге Астара (ИРИ) – Астара (АР) на 25%, что является показателем роста интереса к транзитным возможностям транспортной инфраструктуры обеих стран.
В двусторонних отношениях Баку с Тегераном на первом плане экономические связи. И официальные власти АР и ИРИ в целом заинтересованы в дальнейшем развитии взаимовыгодных торговых отношений. Так, АР и ИРИ намерены построить новый автотранспортный терминал на границе у Астары. Уже достигнуто соглашение о строительстве нового автомобильного моста на границе, которая соединит шоссе Баку – Астара с автомагистралью Ардебиль – Астара – Решт. Реализация вышеуказанных проектов позволит Тегерану использовать железнодорожное сообщение через АР для выхода в АР и ТР.
МИД ИРИ 13 сентября т.г. обратило внимание на признаки нарушения совместными азербайджано-турецкими учениями в Каспийском море запрета на присутствие военных не прибрежных стран в регионе. В частности, иранская сторона заявила, что конвенция «О правовом статусе Каспийского моря» (от 12 августа 2018 года) дает четкий ответ на него. Все пять стран Каспийского бассейна (АР, ИРИ, РК, РФ и Туркменистан) договорились, что военное присутствие других государств в регионе незаконно.
Однако, Конвенция должна быть ратифицирована парламентами Прикаспийских государств. На сегодня АР, РК, РФ и Туркменистан ратифицировали данный документ. Тегеран же нет. Другими словами, Тегеран не имеет права предъявлять какие-либо претензии Баку по поводу Конвенции.
Основным ожиданием Баку от Тегерана является прекращение торгово-экономических контактов ИРИ с карабахскими сепаратистами. Очевидно, что Тегеран может поддерживать торгово-экономические отношения с регионами АР, в том числе и Карабахом, но после подписания большого политического соглашения между Баку и Ереваном.
На фоне азербайджано-иранского обострения Анкара также разместила на границе с ИРИ подразделения ВС Турции, а воздушное пространство вдоль ирано-турецкой госграницы принялись патрулировать беспилотники Bayraktar TB2.
В этих условиях на полях Генассамблеи ООН состоялась встреча министров иностранных дел ИРИ и ТР, которые предварительно обсудили накопившиеся проблемы. Глава МИД ИРИ отметил, что в регионе происходят «новые события», и потому есть необходимость в регулярных консультациях между странами. В результате было договорено провести встречу глав МИД АР, ИРИ и ТР в Тегеране в ближайшее время.
Решит ли данная встреча фундаментальные противоречия между странами? Вряд ли.
«Хомейнизм»
В ИРИ в качестве государственной идеологии доминирует т.н. «хомейнизм», отвергающий фактическое наличие этнического и национального вопроса в единой исламской общности.
Тегеран все еще сохраняет свою заинтересованность в распространении иранского шиитского ислама в АР, что должно укрепить влияние ИРИ. Но Баку умело справляется с нейтрализацией всех усилий Тегерана на этом направлении. Однако, Тегеран, скорее всего, продолжит попытки дестабилизации в АР на этом направлении.
Следует отметить, что свои основные риски в отношениях с АР Тегеран видит в увеличении военно-технического сотрудничества (ВТС) Баку с ТР и Израилем, которые считаются одними из основных оппонентов ИРИ. Такие факторы, как рост закупок турецких и израильских вооружений; взвешенные американо-азербайджанские отношения; военная и политическая поддержка со стороны Анкары, являющейся членом НАТО, вызывают в Тегеране раздражение и сказываются на военно-политические отношениях ИРИ с АР.
«Красными линиями» в Тегеране считается территориальная целостность РА (сохранение непосредственной армяно-иранской границы через Мегри и недопущение прокладки Зангезурского коридора), реализация МТК через армянскую территорию в рамках иранского проекта «Север-Юг». В этих условиях Тегеран реализует двусторонний подход, исключающий вмешательство внерегиональных акторов (кроме РФ и ЕС).
Тегеран скептически относится к проекту Зангезурского коридора. Хотя новый коридор откроет альтернативные маршруты в РА. Зангезурский коридор свяжет Ереван и Тегеран через азербайджанские Нахчыван и Джульфу. При этом Ереван получит выход и на другие страны, что не выгодно Тегерану. Ведь сейчас для Еревана ИРИ – это «дорога жизни».
В Тегеране рассматривают следующую конфигурацию: поскольку Баку связан с Нахчыванской Автономной Республикой (НАР) через иранскую территорию, иранская сторона не желает лишиться транзитного статуса. Более того, в Тегеране опасаются, что Баку и Анкара закрепятся в Сюникской области Армении. А Сюник – это выход Тегерана в Грузию, а потом и в Европу.
Тегерану не выгодно, чтобы по территории Армении проходил МТК. Это негативно скажется на геополитической позиции Ирана, т.к. сегодня по его территории проходит дорога, которой пользуются Азербайджан и Турция. Именно этот путь связывает Азербайджан с НАР.
Данный фактор позволяет Тегерану использовать эту дорогу в качестве аргумента в отношениях с Баку и Анкарой. К примеру, при возникновении каких-то проблем, Тегеран может закрыть путь в НАР. Если же откроется Зангезурский коридор через армянскую территорию, то дорога через ИРИ Баку и Анкаре станет не нужна. Поэтому Тегеран заинтересован в альтернативной дороге в РФ, которая пройдет через Армению и Грузию. И этот транзитный путь Тегеран пытается запустить до того, как откроется альтернативная дорога в НАР через Мегринский (Зангезурский) маршрут.
В частности, Тегеран нацелен на реализацию железнодорожного сообщения Тегеран – Джульфа – Ерасах – Ереван – Тбилиси – Черное море. Есть у Тегерана и другие проекты с Ереваном, которые не совпадают с видением развития транспортных магистралей, энергетики и других сфер с Баку и Анкары.
Выводы
1. В рамках открытия Зангезурского коридора в АР уже началось строительство железной дороги от Горадиза до границы с Арменией. Ожидается, что она будет полностью введена в эксплуатацию в ближайшие два года. В НАР большая часть железной дороги уже действует, а оставшийся участок будет построен в ближайшее время.
Ереван имеет шанс выйти из транспортной блокады. В случае, если Ереван не согласится на открытие 40-км участка через Мегри, то Баку в принципе может построить альтернативную железнодорожную линию в направлении ИРИ, повторяющую маршрут, предусмотренный в 3-х стороннем соглашении от 10 ноября 2020 года. Реализация данного сценария сохранит РА не только в транспортной блокаде, но и политической изоляции. Поэтому Баку не зачем портить отношения с Тегераном. Хотя альтернативная магистраль усилит влияние Тегерана в регионе.
2. Военно-политические линии Баку – Анкара – Исламабад и Москва – Ереван – Тегеран в регионе будут усиливаться в фарватере укрепления военно-технических договоренностей между странами. Москва и Тегеран, учитывая поражение РА во Второй Карабахской войне, будут разными путями стремиться если не восстановить паритет, то подкорректировать военно-политические расклады в регионе.
3. На фоне роста турецкого влияния в Кавказско-Каспийско-Центрально-Азиатском регионе Анкаре необходимо сбалансированно сочетать свое присутствие в указанном геополитическом пространстве и поддержание сбалансированных отношений с Москвой, Тегераном и Ереваном. В случае ухудшения турецко-российских отношений ситуация на Южном Кавказе осложнится, что приведет лишь к оформлению и укреплению оси Москва – Тегеран – Ереван. Ереван декларирует попытки достичь мирного соглашения с АР и Турцией. Но эти приоритеты Еревана пока никак не могут изменить логику противостояния и роль в этой конфигурации Армении, находящейся под полным контролем Москвы.
Рауф Раджабов, востоковед, руководитель аналитического центра 3RD VIEW, Баку, Азербайджан
