Центр исследований армии, конверсии и разоружения представляет статью Алишера Ильхамова, известного узбекского эксперта, социолога и ассоциированного научного сотрудника Школы восточных и африканских исследований (SOAS) в Лондоне, о проблемах обеспечения безопасности, с которыми столкнется Узбекистан, в связи с решением о строительстве АЭС на территории страны.
Еще в 2014 году государственно-акционерная компания (ГАК) «Узбекэнерго» в лице своего официального представителя заявила, что «в перспективе компанией в рамках реализации Программы развития промышленности Республики Узбекистан и ежегодных инвестиционных программ строительство атомной электростанции не предусматривается».
Но планы внезапно изменились в конце 2017 года, когда были обнародованы планы строительства атомной электростанции в Узбекистане. Москва и Ташкент тогда договорились совместно заниматься этим вопросом. Соответствующее соглашение было подписано между двумя странами в сентябре 2018 года. Согласно соглашения, предполагалось строительство двух энергоблоков на основе водно-водяного энергетического реактора по проекту «Росатома» мощностью каждого энергоблока до 1,2 ГВт. Но уже уже в июле 2019 года было решено увеличить количество энергоблоков до четырех. То есть, фактически речь идет теперь о строительстве двух станций, с двумя реакторами каждая.
Есть основания полагать, что решение это было принято под политическим давлением со стороны Москвы, поскольку с экономической точки зрения проект совершенно не обоснован, как показывает анализ, предложенный автором в другой статье. Кроме экономических соображений, также имеются сомнения в целесообразности проекта в связи с имеющимися и возникающими новыми рисками в плане безопасности станции и страны в целом. Соображения безопасности особенно должны быть понятны и близки украинскому читателю, так как Украина до сих пор переживает последствия аварии в 1986 году на Чернобльской АЭС. Риски, связанные с безопасностью будущей узбекской станции, особенно возросли в сентябре этого года в связи с атакой 18 боевых дронов на нефтяные комплексы в Саудовской Аравии, приведшие к падению добычи нефти в этой стране в два раза. Проблема в том, что там не сработали конвенциональные способы защиты от боевых беспилотников – ни радиолокационные устройства, ни системы глушения радиочастот, по которым обычно управляются дроны, ни система ПВО «Патриот». Это несмотря на то, что Саудовская Аравия имеет годовой военный бюджет в 67 миллиардов долларов и что оборонительная система страны обеспечена самым современным оружием американского производства.
Теперь саудиты ломают голову над тем, как защититься от подобных атак в будущем. Для этого понадобится новое поколение защиты от дронов. А это предполагает значительные расходы. Кстати, Кремль уже предложил Саудовской Аравии свои установки ПВО С-400, по своим характеристикам возможно более эффективные, чем американские «Патриот». Сколько это будет стоить? Ирану Россия продала свои С-300 за 900 миллионов долларов. Турции она продала технологически более продвинутые С-400 за 2.5 миллиарда долларов. Кремль может и Узбекистану предложить свои системы ПВО как средство защиты станции от атак, что выльется как минимум в очередной миллиард долларов, отразившись на себестоимости вырабатываемой атомной энергии. Однако при этом имеются большие сомнения в том, что игра будет стоить свеч. Это все равно, как выразился один из комментаторов в социальных сетях, что стрелять из пушки по воробьям.
В то же время, трудно предполагать, что у Узбекистана найдется достаточно денег на новое поколение систем безопасности, чтобы защитить стратегические объекты на собственной территории, если только наряду с вооружениями Москва не навяжет и свой госкредит, как в случае финансирования самой станции. Значит, вопрос о защите будущей АЭС от подобных атак зависает в воздухе. Ответа на него пока нет, ни по эффективности систем безопасности, ни по их стоимости. Но расходы на эти системы необходимо тоже учитывать при расчете себестоимости ядерной энергии. Надо отдавать себе отчет в том, что в результате атак на саудовские нефтяные комплексы мы вступили в новую эру военного применения дронов. Как уже было отмечено выше, новизна ситуации в том, что имеющиеся в распоряжении Саудовской Аравии высокотехнологичные средства защиты от воздушных атак не сработали. И это несмотря на то, что саудиты ожидали эти нападения на свои нефтяные комплексы. Так, сентябрьской предшествовала целая серия атак ракетами и дронами, выпущенными хуситами из Йемена по различным объектам в Саудовской Аравии, начиная по крайней мере с января 2018 года. Даже представитель Пентагона вынужден был признать, что имеющиеся системы ПВО, поставляемые США Саудовской Аравии были бессильны перед атакой дронов, поскольку те могут лететь на очень низкой высоте.
Почему хуситам (или Ирану?) удалось прорвать мощную систему обороны Саудовской Аравии, чей военный бюджет один из самых больших в мире? Во-первых, хуситы могли прибегнуть к тактической хитрости. Допустим, посылается несколько дронов, в результате чего срабатывает система ПВО. Пока система перезагружается, посылается вторая партия дронов, которая и прорывает оборону. Сходную тактику применил в свое время Израиль в войнах против Египта в 1973 году и в Ливане в 1982 г., когда израильтянам удалось нейтрализовать сирийские системы ПВО путем отвлекающих маневров дронами.
Помимо хитроумной тактики, хуситы (или Иран) видимо применили что-то новенькое. Что именно? В принципе, уже производятся дроны, которые преодолевают радиолокационные барьеры и глушение частот для нарушения управления дронами на расстоянии. США, Британия, группа европейских стран и Китай уже производят дроны по стелс (stealth)-технологии. Эти технологии делают дроны невидимыми для радиолокационных устройств. В этих же странах разработаны или разрабатываются самонаводящиеся беспилотники, которые не нуждаются во внешнем управлении. Если им задана цель, то они уже сами выбирают маршрут, сканируя территорию их передвижения, и никакое глушение частот против них не сработает.
Пока не было сообщений о том, что Иран производят такие беспилотники. Но в июне 2019 года иранские «стражи революции» сбили американский беспилотник. Не трудно догадаться, что в их руках этот беспилотник стал путеводителем по наращиванию своих технологий и производству более «умных» дронов. Ближний Восток сейчас «напичкан» всевозможными дронами военного назначения. Ими широко пользовались все стороны конфликта в Сирии. Есть военные дроны и на вооружении у Исламского государства, основные силы которых после разгрома в Ираке и Сирии переместились и сосредоточились в Афганистане. По российским источникам, их только на севере Афганистана насчитывается около пяти тысяч,а по данным Совета Безопасности ООН (но на июль 2018 г.) – от 3500 до 4000, с тенденцией к росту численности.
При этом у ИГ денег за годы пребывания в Ираке и Сирии накопилось достаточно, чтобы обзавестись дронами любого поколения, если те появились на черном рынке. Или они своими силами могут их собрать, ведь в свое время в ряды ИГ вступило множество граждан европейских стран, часть которых – дипломированные специалисты, закончившие западные вузы.
Пока местная секция ИГ в Афганистане (Islamic State of Iraq and the Levant – Khorasan Province) и талибы заняты внутри-афганскими разборками. Их пока не особо интересует Узбекистан, хотя силы ИГ уже появились и действуют в районе, граничащим с Туркменистаном. Но мы не знаем, что произойдет в течение следующего десятилетия, особенно в свете того, что американцы уже уходят оттуда. Скоро страну покинет 5 тыс и останется контингент в около 9 тыс солдат США.
Если талибы и нынешнее правительство не объединятся против ИГИЛ, тот окончательно укрепится в Афганистане, особенно на севере страны. А прямое расстояние от северных границ Афганистана до Фаришского района Джизакской области, где намечено строительство АЭС, не превышает 400 км. Это гораздо меньшее расстояние, чем то, которое уже доступно для боевых дронов в распоряжении хуситов (1700 км), а значит и для ИГИЛ в Афганистане.
Некоторые эксперты утверждают, что дроны, ракеты и даже авиабомбы не представляют угрозы для генераторов АЭС. Действительно, купол энергоблока имеет не один слой из прочного материала. Однако террористам не обязательно целиться в сами реакторы. Помимо них на территории станции имеются и другие более уязвимые объекты для атак. Прежде всего речь идет о периодической замене топлива АЭС, которое происходит раз в год-два. Надо будет хранить какое-то его количество для заправки генераторов, как-то его транспортировать. А самое главное, отработанное топливо будет храниться на территории станции в течение нескольких лет в целях его охлаждения и дезактивации, перед отправкой по месту назначения. Остывание отработавшего ядерного топлива (ОЯТ), которое еще обладает радиоактивными свойствами, производится в специальных водоемах, в так называемых бассейнах выдержки (ВВЭР), и на «погашение» радиоактивности этого топлива уходит от 2 до 5 лет.
Вот эти водоемы, как считают некоторые специалисты, и могут стать объектом атак дронов. Опасность этих атак заключается в том, что ОЯТ имеет значительную радиоактивность за счёт содержания большого количества продуктов деления. В этих водоемах вода служит препятствием для выделения радиации из отработанного топлива. Известный американский эксперт по ядерным технологиям Kevin Crowley (the Nuclear and Radiation Studies Board) также поднимал вопросы об уязвимости ВВЭР с точки зрения их безопасности.
Также, возможными целями для атак могут стать средства электроснабжения станции. В аварии на станции в Фукусиме в результате землетрясения и цунами эти средства вышли из строя, что привело (наряду с другими факторами) к расплавлению активной зоны и взрыву водорода.
Все эти перечисленные выше риски пока сформулированы в качестве предположений, разбор и оценку которым должны дать эксперты в области ядерной энергетики и безопасности. В сравнительной перспективе Узбекистан и Украина сильно отличаются друг от друга в контексте развития энергетики. В Украине давно, еще с советских времен, сложилась отрасль мирного атома. Все ее атомные энергоблоки были установлены еще в советское время, доживая в настоящее время свои сроки эксплуатации.
Узбекистан же начинает с чистого листа, и должен учитывать новые реалии как в сфере энергетики, так и в в сфере безопасности. Риски в Узбекистане состоят также и в том, что серьезным и независимым от воли правящей элиты анализом всех аспектов развития атомной энергетики мало кто занимается. Здесь скорее всего наблюдается “шапкозакидательсво”. И это само уже вызывает беспокойство относительно последствий малопродуманых решений.
