Тема ирано-азербайджанских отношений, а точнее, стойкого роста напряженности между Тегераном и Баку, вот уже около двух лет является одной из узловых в политике южнокавказского региона. Однако события последних трех месяцев показали выход этого противостояния на принципиально новый уровень, который меняет расклад интересов в регионе и заставляет всерьез оценивать риски возникновения нового военного конфликта.
Узел противоречий между двумя странами стал в одночасье затянут до предела утром 27 января, когда пришло известие об атаке на азербайджанское посольство в Тегеране. Бездействие иранской полиции и выдвинутая шитая белыми нитками официальная версия о якобы акции возмездия на семейной почве – уж очень сильно перекликающаяся с принятой в Иране версией убийства Грибоедова 200 годами ранее, – вызвали бурю возмущения в Баку.
В Азербайджане преступление на официальном уровне назвали террористическим актом и потребовали скорейшего его расследования, а также на неопределенный срок эвакуировали дипломатическую миссию в Иране, что де-факто снизило уровень двусторонних отношений.
На протяжении следующих двух месяцев наблюдался резкий рост откровенно антиазербайджанских публикаций в определенных иранских СМИ (многие их которых непосредственно связаны с силовой элитой страны), сочетающих в себе классическую триаду отрицания самостоятельности азербайджанской истории и культуры, личные нападки на руководство страны и утверждения о колоссальном превосходстве ИРИ в военной сфере. Что интересно, за этот же период в Баку произошло несколько вооруженных инцидентов весьма странного характера, что для азербайджанской столицы явление – исключительно редкое.
После трех случаев со стрельбой в адрес случайных граждан, 28 марта было совершено покушение на депутата Милли Меджлиса (Парламент АР) Фазиля Мустафу, известного своими протурецкими взглядами и резкой критикой Ирана и политического шиизма в целом. По горячим следам вскоре после преступления было задержано четверо подозреваемых, а официальные органы открыто заявили о его заказном и политическом характере. В отчете Института Исследований Войны (ISW) по Ирану за март утверждается, что трое из них были завербованы иранскими спецслужбами, а также утверждается наличие прямой связи между покушением на Мустафу и открытием посольства Азербайджана в Израиле, которое состоялось 29 марта сего года.
Это событие стало поводом для новой серии антиазербайджанских выпадов в Исламской Республике: так, 210 членов парламента ИРИ подписали осуждающее этот шаг заявление, которое утверждает, что оно «будет иметь очень негативные последствия»; в главном городе Иранского Азербайджана Тебризе перед консульством АР прошли демонстрации, которые в Баку назвали срежиссированными сверху.
Спустя неделю, 6 апреля МИД АР объявил о высылке четверых сотрудников иранской дипломатической миссии, обвинив их в шпионской деятельности. На следующий день пресс-секретарь МИД ИРИ назвал политику азербайджанского правительства «противоречащей принципам добрососедства», делая упор на укреплении партнерства Баку и Тель-Авива.
Таким образом, двусторонние отношения дошли в начале текущего месяца практически до точки кипения, и в экспертных кругах стала всерьез обсуждаться вероятность военного конфликта между Ираном и Азербайджаном.
Видимо осознав, что обмен любезностями зашел слишком далеко, два правительства решили несколько сгладить углы. 14 апреля состоялся разговор глав МИД двух стран, отчет о котором был выдержан в сдержанно-положительной тональности. Вслед за этим, была опубликована статья крайне влиятельного советника Верховного лидера по международным вопросам Али Акбара Велаяти под названием «Я тоже азербайджанец», призывающая к пестованию исторических связей и поддержанию добрососедских отношений. Примерно в это же время, помощник Первого вице-президента АР Эльчин Амирбеков заявил о важности добрососедства с Ираном в интервью израильскому каналу i24News, тем самым давая сигнал о том, что дружба Баку и Тель-Авива не направлена острием против Тегерана.
Фундаментальный вопрос на сегодняшний день стоит так: в чем причина столь резкого пике в отношениях двух стран, объективные противоречия между которыми существовали всегда? Почему иранское руководство, в отличие от многочисленных предыдущих кризисов, решило последовательно повышать ставки, а Баку этот вызов принял без видимых трудностей?
В наличии целый ряд факторов. Начать стоит с резкого изменения роли Москвы на Южном Кавказе по мере ее увязания в безрезультатной украинской кампании. С одной стороны, ослабление позиций России побудило Турцию и западные страны к ведению более активной политики в регионе, в том числе и по такому стратегическому направлению, как урегулирование армяно-азербайджанского конфликта, и это конечно же не может не беспокоить иранское руководство, антизападная позиция которого значительно ужесточилась при администрации Раиси и в особенности с началом широкомасштабных протестов в стране.
С другой стороны, несмотря на давнее стратегическое партнерство Москвы и Тегерана, РФ, с ее сильным физическим присутствием в регионе, играла роль балансира, сдерживавшего иранские аппетиты на Южном Кавказе. В этом вопросе имело место совпадение интересов Баку и Москвы, поэтому неудивительно, что в текущей ситуации ИРИ начала вести себя заметно агрессивнее. С другой стороны, реальная перспектива достижения мира между Азербайджаном и Арменией с последующим открытием границ лишает Тегеран слишком многих рычагов влияния на регион, как политических, так и экономических.
Также необходимо отметить изменение международной обстановки вокруг Ирана. Если в конце 2022-начале 2023 гг. на фоне раздирающего страну протестного движения разговоры о грядущей атаке на Иран и смене режима звучали на каждом шагу, то позже правительство смогло стабилизировать ситуацию, а внезапное достижение ИРИ и Саудовской Аравией соглашения по восстановлению дипломатических отношений и деэскалации серьезно снизило уровень давления на Тегеран. И по-видимому, вдохновило его на переход к более агрессивной политике.
Со своей стороны, у официального Баку накопилось огромное раздражение, направленное в адрес иранских властей. Во-первых, с приходом к власти правительства Раиси общая тональность иранской риторики стала заметно негативнее, и на этом фоне любые выпады и противоречия воспринимаются значительно острее. Отсутствие сколько-нибудь доверительных отношений между первыми лицами государств – фактор всегда важный для международной политики, а тем более в случае ближневосточных стран.
Азербайджан имеет все основания быть сильно обеспокоенным иранской активностью на армянском направлении в тот момент, когда перспектива мирного договора просматривается как никогда ясно. Не секрет, что армянское руководство крайне стеснено в попытках прогресса мирных переговоров высоким уровнем реваншиcтских настроений внутри общества и нетерпимостью к компромиссам по отношению к Азербайджану и Турции. Этими факторами всегда успешно пользовалась армянская оппозиция в моменты, когда только возникали основания подозревать правительство в уступчивости. И хотя после поражения в 44-дневной войне и последующих событий понимание невозможности «жить по-старому» в Армении в определенной степени возросло, активность любой мало-мальски серьезной внешней силы, обещающей оказать давление на Баку, тотчас оживляет непримиримые настроения в армянском обществе.
В силу этого, недвусмысленные сигналы, посылаемые из Тегерана армянскому обществу, включая заявления о том, что «Иран не потерпит смены границ в регионе» (под которой в Армении понимают открытие дороги через Зангезур), открытие консульства в приграничном Кафане, признания о том, что «Иран и Армения принадлежат одной цивилизации», и в особенности неоднократные бряцания оружием в непосредственной близости к азербайджанской границе, – все это способствовало актуализации лозунгов о «борьбе за Карабах до конца».
9 апреля секретарь Совбеза РА Армен Григорян был принят в Тегеране секретарем Высшего Совета Национальной Безопасности Али Шамхани, человеком, который считается главным действующим лицом успешных переговоров с Саудовской Аравией и едва ли не самым влиятельным в настоящий момент политиком в Иране по вопросам внешней политики. Азербайджан имеет основания полагать, что рост негативных трендов в мирных переговорах в последние несколько месяцев частично имеет отношение к иранской активности. Так, в марте этого года телеграм-каналы, связанные с Корпусом Стражей Исламской Революции, в частности Силами аль-Гудс (специализирующимся на подрывных операциях и разведке отделом КСИР) настойчиво сообщали о неминуемой атаке АР на суверенную армянскую территорию.
Более того, продажи иранской стороной российской армии своих дронов (семейства «Шахед» и не только), заметно уступающих по своим техническим характеристикам турецким и израильским аналогам, но зато дешевых и быстро восполняемых, также встревожило Баку. Относительные, пускай и сомнительные успехи в применении «Шахедов» на украинском фронте породили в Армении серьезные надежды на перелом сложившегося после 2020 года статус-кво и ведение успешной кампании против Азербайджана с их помощью. Действительно, учитывая слабое развитие технологий по борьбе с дронами, возникновение относительного паритета в беспилотных вооружениях между двумя армиями могло бы привести к заметному росту риска превращения приграничной зоны в территорию перманентной нестабильности. Сюда стоит добавить также значительный прогресс иранского ВПК в производстве баллистических ракет. Учитывая, что одной из основ иранской внешней политики долгие годы было создание подобных зон (или расширение уже имеющихся), резкая реакция Баку имеет весьма серьезные причины.
Неслучайно регулярное использование риторики об угрозе «сириизации» Армении в азербайджанских экспертных и околополитических кругах. Баку таким образом дает сигнал о том, что рост иранского влияния в Армении с видом на создание противовеса Азербайджану приведет страну лишь к новой военной катастрофе и перспективе распада. Сторонники сближения с ИРИ в Армении рассчитывают на то, что укрепление обороноспособности РА за счет, в том числе, иранских вооружений и сотрудничества в приграничных регионах, побудит Азербайджан к смягчению своих требований по вопросам статуса Карабаха, делимитации и демаркации границы, открытия коммуникаций и т.д.
С другой стороны, многие из неофитов проиранской политической ориентации, традиционно исповедующие вполне либеральные прозападные взгляды, втайне надеются, что риск углубления стратегического партнерства Еревана с Тегераном, со всеми вытекающими из этого последствиями, заставит проармянские круги на Западе перейти к более активной поддержке Армении по вопросу Азербайджана. На самом деле эти надежды подпитываются западными экспертами и журналистами соответствующих взглядов, которые прямо призывают США и европейские страны дать Еревану «гарантии безопасности», дабы предотвратить его проиранский дрейф.
В свою очередь, азербайджанские предложения Еревану во многом опираются на то, что самые болезненные для Армении компромиссы лучше, чем перспективы, которые сулит переход под тегеранский «зонтик». Большинство экспертов сходятся во мнении, что в случае нового полномасштабного азербайджано-армянского столкновения иранская сторона ограничится передачей Еревану определенных видов вооружения в той мере, в какой это поможет затянуть конфликт и сделать обе стороны заинтересованными в иранском посредничестве. Это грозит запуском наиболее негативного сценария в регионе.
Фактор Израиля и его стратегического партнерства с Азербайджаном, несомненно, играет большую роль в конфронтационной политике ИРИ.
Пусть призрак «международного сионизма» на иранской границе и играет роль удобного жупела для пропаганды режима, позволяя заметно прибавить популярности антиазербайджанской риторике, отношения Баку и Тель-Авива объективно являются костью в горле для Тегерана. Эксперт-международник, профессор Тегеранского университета Али Бигдели в одном из недавних интервью заявил, что территория Азербайджана может использоваться Израилем для осуществления антииранских акций, тем самым выразив позицию основной части иранской элиты. Более того, эти опасения значительно усилились после атаки беспилотными аппаратами израильского происхождения военных объектов в Исфахане 29 января сего года.
Тут надо заметить, что азербайджанская сторона, несмотря на многолетнюю дружбу с Израилем, всегда старалась учитывать этот фактор и не раздражать южных соседей без крайней необходимости. Например, несмотря на глубину партнерства двух стран, азербайджанское посольство в Тель-Авиве было открыто лишь в марте этого года – несмотря на то, что такие же тюркские постсоветские страны как Казахстан и Узбекистан имели свои миссии там уже давно. Нынешнее решение было продиктовано во многом разочарованием руководства АР в возможности договориться с правительством Раиси о стабильных правилах игры и невмешательства в процесс мирного урегулирования, особенно в свете того, что многомесячные антиправительственные акции в Иране, с одной стороны, и успехи на внешнем треке, с другой, подтолкнули его к более агрессивной позиции.
К тому же надо понимать, что для Баку дружба с Израилем, который является одной из немногих держав, оказавших ему фундаментальную поддержку по карабахскому вопросу, была скорее вопросом не выбора, но необходимости. Многие заявления азербайджанского руководства касательно Ирана содержали месседж о том, что Тегеран потерял право критиковать внешнюю политику Баку ввиду своего нежелания проявить солидарность с единоверным народом и оказать давление на Ереван. И этот месседж неплохо выражает драматургию азербайджано-иранских отношений в целом.
В то же время специфические субъективные факторы иранской политики играют в развернувшемся кризисе роль, пожалуй, не меньшую, чем геополитические соображения. События последних месяцев лишь обострили борьбу между влиятельным группировками внутри иранской властной элиты, которая на самом деле идет уже давно. Вследствие ведения Ираном многолетних прокси-кампаний в регионе, а также по мере монополизации многих стратегических секторов экономики на фоне ужесточения антииранских санкций, пресловутый КСИР из «цепного пса режима» превратился в альтернативную элиту со своими фронтменами и сетью во всех важных государственных институтах, чьи интересы могут часто расходиться с линией Верховного Руководителя и духовенства в целом. КСИР, отличающаяся от других элитных групп Ирана доступом к самой эксклюзивной информации, тесной спаянностью своих членов и огромным боевым опытом, аккумулирует взгляды «ястребиной» прослойки иранского общества. Эта прослойка сочетает пассионарный заряд первых лет Исламской революции с традиционным персидским национализмом, который считает практически всех соседей ИРИ зоной стратегического доминирования Ирана.
Наиболее агрессивные тенденции внешней политики Тегерана обычно исходят именно из этой прослойки. Так, по словам Командующего сухопутными войсками КСИР генерала Мухаммеда Пакпура в июле 2019 года, Корпус в последние годы в своих операциях перешел к доктрине «глубокой атаки», предполагающей превентивные и несимметричные действия. Назначенный на этот пост в том же 2019 году главнокомандующего КСИР генерала Хусейн Салами также считается ярким представителем «ястребиной» линии. В этой связи интересно, что несмотря на наличие серьезных разногласий между клерикальной верхушкой и Корпусом, согласие Хаменеи на эти назначения надо трактовать как признание незаменимой роли, которую он играет в выживании иранского режима и ведении внешней политики.
Поэтому ужесточение политики в отношении Азербайджана, вплоть до балансирования на грани открытого конфликта – ожидаемый результат сложной внутренней динамики ИРИ, учитывая историческое отношение Тегерана к северному соседу как к своего рода «Иранской Украине» (исторически и культурно близкой стране, выбравшей резко отличающийся путь развития и ведущей независимую внешнюю политику), а также геополитическую уязвимость АР.
Так чего же стоит ожидать в ближайшем будущем от иранско-азербайджанского противостояния? Ряд экспертов в последнее время высказывали весьма пессимистичные оценки перспектив, вплоть до риска прямого военного конфликта и иранской интервенции в приграничные районы.
В свете полномасштабной войны, развязанной РФ в Украине, даже самые негативные прогнозы стоит воспринимать вполне серьезно. Однако все-таки с большой долей вероятности, стороны сделают определенный откат и откажутся от дальнейшей раскачки.
По широко распространенному среди иранистов мнению, Тегеран практически всегда предпринимает реальные шаги без излишнего шума и наоборот, не намерен делать то, о чем громко кричит на каждом углу.
Учитывая существенный фактор иранских азербайджанцев (число которых составляет по разным оценкам 17-25 миллионов человек, живущих в регионах, непосредственно соседствующим с АР), а также то, что Иран по-прежнему зависит от Азербайджана по ряду ключевых направлений, в первую очередь транзиту по маршруту «Север-Юг» из России, перерастание конфликта в военный – очень маловероятно.
С большой долей вероятности, агрессивизация ИРИ укладывается в глобальный паттерн, сложившийся по мере углубления украинского конфликта: целый ряд акторов, имеющих те или иные претензии к глобальному Западу, решили воспользоваться его концентрацией на украинской проблеме в целях улучшения своих собственных позиций. Этот фактор стоит за обострением многих конфликтных очагов по всему миру.
Для иранских властей угрозы в адрес Баку, значимость которого возросла как с точки зрения обеспечения энергетической безопасности Европы, так и в свете его стратегической транзитной роли между Европой, Центральной Азией и Китаем, являются еще одним инструментом для оказания давления на Запад, для которого в данный момент еще один крупный очаг конфликта на Южном Кавказе станет огромной головной болью.
Мурад Мурадов, соучредитель и заместитель директора Бакинского аналитического центра им. Топчубашова, Азербайджан
