За последний месяц 2024-го года Турция добилась двух больших геополитических побед, которые очень серьезно подняли престиж страны как крупного актора, способного проецировать свое влияние далеко за пределы страны.
Первая из них – молниеносный марш сирийской оппозиции на Дамаск, который меньше чем за 2 недели сделал то, чего не удавалось достичь за более чем 13 лет – положил конец правлению режима Асадов, которое, казалось бы, смогло пережить разрушительную гражданскую войну. Пусть Турция прямо не участвовала в сирийских событиях, поддержка ею сил Свободной Сирийской Армии и ХТШ не является новостью. Анкара приветствовала победу оппозиции как триумф сирийского народа над бесчеловечным и диктаторским режимом, а министр иностранных дел Хакан Фидан и глава службы разведки Ибрагим Калын успели посетить Дамаск и выразить свою поддержку временному лидеру страны Ахмеду аш-Шараа.
Вторая победа Турции – заключенное при ее интенсивном содействии соглашение Эфиопии и Сомали, положившее конец многолетнему конфликту и открывающее большие перспективы для ускорения экономического роста и политической стабилизации в Восточной Африке, регионе, к которому Анкара проявляет повышенное внимание.
В целом, миротворчество и посредничество между враждующими сторонами очень хорошо вписываются в идеологическую канву политики Анкары при Эрдогане, которая традиционно делает ударение на роль Турции как моста между различными регионами и цивилизациями, приверженность принципам глобальной справедливости и равенства (которую лучше всего выражает формула Эрдогана «мир больше пяти», призывающая к расширению состава постоянных членов Совета Безопасности ООН, чтобы обеспечить представительство всех глобальных сил), а также соблюдение норм международного права и противодействие произволу крупных держав.
Что касается именно Сирии, для престижа эрдогановской Турции она играет особую роль: неудачи сирийской оппозиции, которую Анкара с разной степенью интенсивности поддерживала в 2010-е годы, и укрепление режима Асада за счет российской и иранской поддержки в свое время заставила Эрдогана отойти от «неоосманской» внешней политики, ослабила популярность турецкого правительства, и в целом послужила причиной развития определенной аллергии в турецком обществе по отношению к участию в делах Ближнего Востока. Более того, присутствие миллионов беженцев из Сирии усугубило и без того серьезный социально-экономический кризис, охвативший Турцию в последние годы. На фоне этого повсеместными стали разговоры о том, что Турция «надорвалась», взяв на себя непомерную внешнеполитическую ношу, что Эрдоган отдалился от Запада и при этом не может обыграть тандем Москва-Тегеран в регионе и т.д. Они еще более усилились с новым обострением турецко-израильских отношений после начала ожесточенных бомбардировок сектора Газа в конце 2023 года. Заняв резко антиизраильскую позицию, Анкара вместе с тем не смогла добиться перемирия в регионе, в то время как Тель-Авив расширял свою кампанию против всей так называемой «Оси сопротивления».
Поэтому неудивительно, что молниеносный поход на Дамаск, перевернув доску ближневосточной геополитики, сыграл такую огромную роль для Анкары в плане ее позиционирования как региональной силы и морального авторитета. Бесславное падение асадовского правительства практически без сопротивления оказалось провалом российской и иранской политики в Сирии, столь явным, что официальная и медийная риторика в обеих странах была вынуждена буквально в одночасье развернуться на 180 градусов, и отряды, которых еще вчера называли не иначе как «террористами» и «людоедами», получили вначале статус «оппозиционных сил», а вскоре и легитимного правительства.
Для Ирана сирийский шок усугубляется тем фактом, что в течение последних месяцев Израиль нанес ряд чувствительных ударов по позициям Ирана в регионе, включая дерзкое убийство главы ХАМАС Исмаила Хании в Тегеране, систематическое уничтожение функционеров «Хезболла» в Ливане и т.д (и все это на фоне загадочного крушения вертолета с президентом Раиси в мае прошлого года). Таким образом, сорокалетние усилия ИРИ по выстраиванию своей экосистемы в так называемом «Поясе сопротивления» грозят обнулиться, спровоцировав уже дестабилизацию внутри самого Ирана.
Для России последствия происшедшего выглядят несколько менее драматично, однако они способны запустить цепную реакцию повсеместного ослабления ее позиций. Сохранение военных баз Москвы в Сирии будет зависеть от способности российских властей договориться с Анкарой и поддерживаемым ей новым правительством в Дамаске. Вместе с тем, даже если РФ решит перевести свои базы из Сирии в другую страну (чаще всего как потенциальный выбор упоминается Ливия), логистически это будет весьма трудно и дорого осуществить без содействия со стороны той же Турции.
Таким образом, Эрдоган, чьи стратегические цели включают в себя проецирование влияния в Африке, получил в свои руки еще один инструмент влияния на Путина, с помощью которого он сможет постепенно ослаблять позиции России в регионе.
Менее обсуждаемым, но возможно не менее важным эффектом победы оппозиции стало определенное (пусть и неоднозначное) осложнение позиций Израиля. Пусть формально режим Асада считался заклятым врагом еврейского государства, его слабость и зависимость от иностранных штыков отвечали интересам последнего. Прошла даже информация, что отказ Тегерана защищать своего вассала был вызван достоверными сведениями о систематическом предоставлении им Израилю очень конфиденциальных данных, касающихся Ирана. В случае социально-экономического восстановления Сирии и ее выхода из дипломатического гетто Израилю придется находить общий язык с Турцией, чтобы обеспечить свои интересы в регионе.
Перейдем теперь к Южному Кавказу. После войны 2020 года трем региональным державам – РФ, Турции и Ирану – по тактическим соображениям было выгодно продвигать формат «3+3», предполагающий координацию интересов друг друга в целях ограничить влияние Запада и сдерживать многочисленные противоречия между собой.
Теперь Анкара сделала заявку на лидирующую роль в этом треугольнике, и это уже проявило себя резким ростом турецких амбиций по отношению к армяно-азербайджанскому мирному процессу. Так, в день взятия Дамаска – 7 декабря 2024 года – спикер турецкого парламента Фуат Октай, будучи с визитом в Баку, обсуждал на высшем уровне роль и протекцию Турции – в ближайшие сроки достичь заключения мирного договора между Азербайджаном и Арменией. С аналогичными инициативами выходил Хакан Фидан. При этом турецкие должностные лица указывали открытие Зангезурского коридора как важнейшее условия нормализации отношений. Эти заявления также поставили точку в циркулировавших какое-то время спекуляциях по поводу планов Анкары якобы нормализовать отношения с Ереваном без его предварительной нормализации с Баку.
Очень симптоматична также горячая поддержка перемен в Сирии со стороны азербайджанского правительства. Баку выразил интерес в финансировании различных проектов по восстановлению и развитию разрушенного долгой войной государства. 29 декабря заместитель министра иностранных дел Ялчин Рафиев посетил Дамаск, где на встрече с сирийским коллегой объявил о возобновлении работы посольства АР, а также подчеркнул, что Азербайджан будет рад поделиться опытом восстановления освобожденных от оккупации земель с сирийским правительством.
Тем временем, государственные медиа превозносят победу оппозиции в Сирии как триумф народа над враждебным и антинародным асадовским режимом. Учитывая, что Баку в целом является противником насильственной смены власти и с настороженностью относится к исламистскому бэкграунду новых руководителей арабской республики, такая позиция ясно свидетельствует о безоговорочной поддержке позиции Анкары в регионе.
Армения, с другой стороны, несмотря на тревогу о судьбе армянского меньшинства в Сирии после прихода к власти «исламистов» (напомним, что небольшая армянская миссия была расквартирована в Сирии с 2018 года как знак солидарности с российской), на официальном уровне сдержанно отреагировала на перемены, видимо не желая ухудшить свои перспективы нормализации отношений с Турцией.
Судя по всему, Анкара всерьез рассматривает настоящий момент как лучший шанс достичь решающего прорыва в армяно-азербайджанских переговорах и таким образом, закрепить свои недавние геополитические успехи.
Армения по образцу на начало 2025 года максимально договороспособна: армянская публика постепенно свыкается с потерей Карабаха, Никол Пашинян на фоне отдаления от РФ и политики сближения с Западом внедряет в общественное сознание идею неизбежности нормализации с Турцией и Азербайджаном. В то время как армянские эксперты утверждают, что в связи с предстоящими в следующем году парламентскими выборами уже со второй половины 2025-го Пашиняну будет сложнее выступать с мирными инициативами и желательно решить вопрос до этого времени.
Позиции России и особенно Ирана потерпели значительный урон в связи с событиями в Сирии, в то время как Москва все еще поглощена войной против Украины. Однако есть вероятность того, что перемирие будет заключено в ближайшие месяцы после инаугурации Дональда Трампа и степень риска, исходящего от РФ для Южного Кавказа, может вновь возрасти.
Период относительного недопонимания между Баку и Анкарой также кажется полностью оставшимся позади. Интересно также, что сразу после триумфа сирийской оппозиции, помощник президента АР Хикмет Гаджиев посетил Израиль, где встретился с президентом И. Херцогом и министром иностранных дел, а после отправился в Анкару на переговоры с высокопоставленными чиновниками Ф. Алтуном и А. Чагатаем. Эти визиты напомнили период сразу после войны 2020 года, когда Баку сыграл важную роль в определенном примирении Анкары и Тель-Авива. Пусть теперь полноценная нормализация между ними выглядит едва вероятной, драматические перемены в Сирии потребуют определенной координации, и Азербайджан наверняка постарается внести свой вклад в этом направлении.
Очень важно то, что смена власти в Сирии также послужила росту политического капитала Турции на Западе, в первую очередь среди правых кругов. Например, незадолго до трумфальной победы марша на Дамаск новоизбранный президент США Трамп выразил позицию, что Штаты ни в коем случае не должны вмешиваться в сирийские события, так как это «не их война».
Второе дыхание обретает когда-то популярная идея о том, что для западных стран выгодно делать ставку на Турцию, которая-де более других способна обуздать хаос «войны против всех» на Ближнем Востоке. Ведущий конгрессмен-республиканец Джо Уилсон в своем недавнем комментарии в социальных сетях призвал поддерживать «союзную Турцию» и Азербайджан. Важную роль может сыграть факт доверительных отношений между Эрдоганом и Илоном Маском, который грозится стать чуть ли не определяющей фигурой в команде Трампа. Владелец «Тесла» и «Старлинк» не раз встречался с турецким лидером с глазу на глаз, а последний уже после победы Трампа в ноябре 2024 года с энтузиазмом высказывался о перспективах технологического партнерства Маска с Турцией. Объявившим открытую войну «воук»-движению, сфокусированному на защите всевозможных угнетенных меньшинств, новым республиканцам вряд ли будут особенно близки проблемы курдов.
Поездка министров иностранных дел Франции и Германии в Дамаск проиллюстрировала новый тренд: самые разные страны мира встают в очередь, чтобы обеспечить свое присутствие в новой Сирии, что, бесспорно, дает Анкаре новые рычаг влияния на международной арене.
С другой стороны, для трамповской политики свойственна готовность сотрудничать с любыми партнерами, представляющими реальную силу и готовность влиять на региональный порядок, а также настроенными находить компромиссы с США. В этой связи активизацию Анкары также можно рассматривать как заявку на то, чтобы войти в период новой администрации в Белом Доме с сильными картами на руках и представлять для нее бОльший интерес, чем конкуренты.
Не исключено, что правительство Трампа отдаст приоритет прочным отношениям с Баку как региональному противовесу российскому, иранскому и китайскому региональному влиянию. Большинство европейских лидеров, имеющих хорошие отношения с Трампом, таких как итальянский премьер Д.Мелони, венгерский лидер В.Орбан и т.д., также среди близких партнеров Азербайджана в Европе. Интересно, что вскоре после «красного поворота» в США Баку обрушился с резкой риторикой на уходящую демократическую администрацию, обвинив ее в «провале» всех миротворческих армяно-азербайджанских инициатив и отказавшись от встречи министров иностранных дел на Мальте в прошедшем декабре.
Таким образом, по итогам драматических изменений баланса сил на Ближнем Востоке можно предположить растущую амбициозность политики Анкары и на Южном Кавказе.
Турция наверняка будет предпринимать большие усилия для достижения устраивающего ее и Азербайджан мирного соглашения, используя проявленную Москвой и Тегераном слабость как важный аргумент.
Откровенная риторика президента Алиева после трагедии самолета АЗАЛ над Актау свидетельствует о том, что региональные лидеры все меньше склонны бояться РФ и не упускают случая заявить о своих законных правах и интересах.
Анкара усилит акцент на интеграцию региона с Центральной Азией, а ее возросший авторитет должен уменьшить все еще сохраняющийся в региональных элитах скептицизм насчет турецких намерений. Вместе с тем нестабильность и риски в регионе могут возрасти. РФ и ИРИ могут попробовать компенсировать недавние неудачи более агрессивной политикой на Южном Кавказе, в первую очередь активно препятствуя нормализации между Баку и Ереваном и способствую усилению раскола и противостояния в грузинском обществе. (Еще в прошлом ноябре российский министр иностранных дел С. Лавров с раздражением говорил о попытках «ряда внешних игроков» форсировать процесс мирного урегулирования «без учета истории и политических реалий региона», предлагая сторонам не спешить. Фактически имея в виду, что на текущий момент мирное соглашение не отвечает интересам Москвы). Многое будет зависеть от готовности Тегерана играть на обострение. Столкнувшись с прямыми вызовами престижу и даже выживанию своего режима, Иран может поумерить южнокавказские амбиции, а для России в таком случае вряд ли останется альтернатива тому, чтобы искать общий язык с Турцией на новых условиях.
Мурад Мурадов, соучредитель и заместитель директора Бакинского аналитического центра им. Топчубашова, Азербайджан
