Тема военных памятников Красной Армии занимала ключевое место в списке приоритетов отложенного из-за пандемии визита министра иностранных дел России Сергея Лаврова в Болгарию. Я бы пошел еще дальше в своем утверждении – эта тема должна была занять центральное место во время его встреч с президентом Радевым и премьер-министром Борисовым. Предполагалось, что они в целом договорятся о заключении двустороннего соглашения, гарантирующего «священный» статус этих памятников и их государственную защиту от «народной любви».
По мере приближения 27 апреля – даты запланированного визита, российское посольство поручило фирме, принадлежащей советнику в Софийском муниципальном совете от группы «Объединенные патриоты», окружить памятник-склеп в столичном квартале Лозенец подмостями, а также провести ремонтные работы. Можно только предположить природу этого «контракта». Вполне вероятно, что это еще одна «скрытая» договоренность, которую «патриоты» бесплатно делают для официальных российских властей. В результате были установлены подмости и отремонтированы некоторые каменные плиты.
Тема памятников Советской армии по всей Европе близка сердцу Кремля, как и все, что связано с ролью Красной Армии в освобождении Европы от нацистской Германии. В основе нынешней внешней политики России лежит история о Сталине-освободителе Европы. Снос этих памятников, как признаков советского господства в Восточной Европе, в наши дни считается кощунством и смертельной угрозой.
Самым последним резонансным случаем был снос в Праге памятника маршалу Коневу, который руководил подавлением восстания в Будапеште в 1956 году и давал советы советским генералам, которые подавляли восстание в Праге в 1968 году.
Кремль отреагировал немедленно и гневно и, согласно чешским СМИ, послал агентов ГРУ для проведения операции по отравлению мэра Праги и мэра 6-го округа чешской столицы. Пропагандистский тезис Путина звучал так: «Мы не имеем ничего против, если чехи напуганы или если их соседи примут это во внимание и дважды подумают, прежде чем сносить советские памятники».
В Болгарии тема советских памятников в последние годы становится все более политизированной и разделяющей, но все еще редко рассматривается в контексте международного права.
Ни Женевская конвенция, которая регулирует права и обязанности государств в отношении содержания и охраны военных памятников и кладбищ, ни Гаагская конвенция о «военных» памятниках культуры (когда эти памятники считаются культурным наследием) не гарантируют священный статус памятников Красной армии в Болгарии. Нет никаких других международных договоров, подтверждающих российскую интерпретацию истории с памятниками в Болгарии, кроме ссылки на двусторонние «братские» договоры советских времен. Россия полагается на то, что некоторые из этих памятников являются государственной собственностью, что предопределяет поиск решений через межгосударственные соглашения.
Почему Россия не имеет права вмешиваться в то, что, по сути, является внутренним делом?
Во-первых, нет советских солдат, погибших в бою на болгарской земле – а это является основной предпосылкой, из которой вытекают права и обязанности согласно Женевской конвенции. Их руководящие мотивы и принципы носят гуманитарный характер – обеспечить всем погибшим в войнах почтительное захоронение и почтение их памяти. То есть, если бы в ходе боевых действий в Болгарии были убиты солдаты Красной армии, болгарское правительство было бы обязано предоставить места захоронения на определенных военных кладбищах, в том числе, взять на себя ответственность за их содержание.
Стоит отметить, что Женевская конвенция датируется 1954 годом. В то время большинство памятников Советской Армии уже были разбросаны по всей стране, в частности, посвященные «неизвестному советскому солдату» – Алеше – в Пловдиве, Русе, Бургасе и пресловутый памятник Советской армии в Софии, которые не имеют ничего общего с судьбами конкретных погибших солдат. Эти памятники не имеют ничего общего с Женевской конвенцией и поэтому не могут пользоваться ее охраной.
Только солдаты, погибшие в бою (учитывая, что болгарское государство в сентябре 1944 года решило сопротивляться Красной армии) могли пользоваться защитой в соответствии с Женевской конвенцией и только в отношении права на достойное захоронение, а не в отношении виртуальных могил «неизвестных» солдат. Если бы болгарские или немецкие силы (на территории Болгарии не было соприкосновений между немецкими и советскими войсками) стали причиной гибели какого-то советского солдата, то Болгария была бы ответственна за почтение военных кладбищ Красной армии, как это есть в Европе. Такое изложение основополагающего документа международного права в этой области на практике означает, что судьба всех памятников Советской армии в Болгарии является исключительно внутренним делом и никоим образом не подразумевает посмертного нарушения прав человека или унижения солдат Красной армии. Дело в том, что некоторые солдаты Советской Армии погибли в Болгарии от злоупотребления метиловым спиртом, другие – от ран, полученных за пределами ее территории, а третьи – и этому есть пример – в автобусной аварии. После окончания войны, были и другие погибшие советские граждане, в том числе и со спецчастей СМЕРШ, а также офицеры советского репрессивного аппарата или т.н. советские специалисты. Все указанные случаи опять не подпадают под сферу действия Женевской конвенции и не подразумевают обязанность болгарского государства разрешать и поддерживать мемориальные памятники. Каждый, кто умирает, имеет право на погребение и могилу. И ничего больше.
Согласно международному праву, болгарское правительство не обязано легализовать недействительные памятники-склепы «жертв» войны Советской Армии в Болгарии, которые доминируют в ландшафте городов по всей стране. Все такие памятники являются признаком изнасилованной благодарности в условиях утраты суверенитета и советского господства в Болгарии, что означает, что такие акты могут быть пересмотрены в любое время и без каких-либо международно-правовых последствий.
Идея о том, что памятник в столичном районе Лозенец является склепом погибших в бою солдат Красной армии, отражает виртуальную реальность, а не факты. Мемориал не может иметь статус военного кладбища для погибших в боях на болгарской земле.
Кстати, вот что сказал пресс-атташе посольства России в Софии в 2016 году касательно гибели 14 советских солдат осенью 1944 года и что потом было использовано в качестве предлога для присвоения памятнику статуса военного мемориала погибшим в бою. «Здесь не было военных действий с участием советских солдат. Болгария была освобождена советскими войсками без единого выстрела. Наших советских солдат встречали здесь с цветами. Однако, поскольку некоторые солдаты были ранены до въезда в Болгарию, на территории других стран, и перемещались со всем Третьим Украинским фронтом, они погибли здесь, в болгарских больницах. Плюс несколько автомобильных аварий (смертельных – ред.) с участием наших солдат».
На протяжении многих лет российские и местные «источники» пытались дополнить тезис о военных памятниках и погибших красноармейцах в боях в Югославии, которые затем были похоронены в Болгарии.
Сегодняшние российские власти сознательно не проводят различий между достойным захоронением на кладбище, которое является гуманитарным случаем, и правом на памятники по всей Болгарии, которое является чисто политическим требованием. Именно потому, что Кремль осознает, что международно-правовая защита этих символов репрессий против Советского Союза невозможна, Москва сегодня решила закрепить свои права на памятники посредством двустороннего соглашения. Визит Лаврова должен был продолжить развитие в новых условиях общие тексты по теме двусторонних соглашений о дружественных отношениях и сотрудничестве между Республикой Болгарией и Российской Федерацией.
Российская сторона также ссылается на свободное толкование выражений доброй воли, деклараций и других документов во время политических саммитов, которые не имеют обязательной юридической силы.
Что касается Гаагской конвенции о культурном наследии, используемой российским государством для защиты памятников Советской армии как европейского, мирового, глобального, регионального, национального и другого архитектурного и культурного наследия, мы видим здесь сильное преувеличение и неуместные толкования. Конвенция не предусматривает массовую или групповую защиту целой группы из сотен памятников, которые очень трудно представить в качестве культурного наследия, поскольку они посвящены армии, которая никогда не сражалась в Болгарии.
Проблема становится еще более спорной, если сюда добавить и исторический контекст с изменяющимся восприятием правовой базы вторжения советской армии в Болгарию и ее ролью в навязывании силой неизбранного в условиях реальной конкуренции, антидемократического режима, который действовал на протяжении почти 50 лет. Такой подход также предлагает более требовательный взгляд на ответственность кремлевских лидеров, как сторонников таких неравных отношений и, по крайней мере, лишает Кремль его права наследовать имперские прерогативы России определять что хорошо или что плохо в Восточной Европе.
16 апреля 2020 года президент Путин сделал замечательное признание: «После Второй мировой войны мы пытались навязать многим восточноевропейским странам свою модель развития и делали это силой. Надо это признать. И в этом ничего нет хорошего, и это нам аукается сегодня». Эти исключительные слова, произнесенные в Кремле, проливают дополнительный свет на моральные и юридические основания, согласно которым российские лидеры могут требовать исключительного обращения с монументальным искусством, которое прославляет и увековечивает несправедливость прошлого, в том числе памятники солдатам, которые никогда не умирали и не сражались на болгарской земле, до тех пор, пока не установили диктатуру.
Однако один аспект этой проблемы кажется менее спорным – это неспособность защитить эстетическую ценность памятников Алеше или памятника Советской Армии в Софии. Мягко говоря, эти примеры бруталистической архитектуры совершенно чужды болгарской культурной традиции, глубоко укоренившейся в европейском культурном наследии, и представляют собой насильственную трансплантацию советского пропагандистского монументального искусства, его идеологического экспорта в Восточную Европу, чтобы обозначить территорию влияния, доминировать над объектами национального наследия и традициями. Не говоря уже о том, что этот советский монументальный брутализм также противоречит российским европейским традициям до 1917 года.
Большинство из этих советских памятников были построены до принятия Женевской конвенции в условиях ограниченного суверенитета Болгарии и, следовательно, не свидетельствуют о фактической воле или согласии болгарского народа.
Можно легко увидеть очевидную разницу между статусом памятников Красной Армии и отношением болгарского общества и государства к памятникам-склепам российских солдат и офицеров, погибших во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг.
Это говорит о многом, если не обо всем.
Илиян Василев, посол Болгарии в России (2000-2006 гг.)
