Провал широкомасштабного вторжения в Украину привел к необратимым последствиям как для отдельных российских политиков, так и для целых институтов. Казалось бы, расчет был прост, как карандаш. В Кремле собирались повторить крымскую операцию 2014 года, только в гораздо больших масштабах. Там продумали все до мелочей и символов – и дату, и реакцию международного сообщества, и даже пейзажи вторжения. Далеко не случайно кадры вертолетного десанта на Гостомель так напоминали кадры вертолетного десанта в Крым.
Сегодня мы часто слышим, что, мол, Киев собирались взять за три дня. При всем уважении к экспертам, утверждающим это, не верю. Киев, вернее Банковая (резиденция президента Украины), должен был пасть в первые часы вторжения. Понятно, что очаговое сопротивление было бы, и на его подавление русские отмерили от месяца до двух. Но это уже не имело бы принципиального значения. В Киеве сидел бы новый (а может быть старый) “президент”, а на берегах Потомака, Темзы, Сены и других важных рек, чесали бы затылки и напряженно морщили лбы, пытаясь найти ответ на вопрос – а что с этим теперь делать.
Но не срослось, Киев не пал ни за несколько часов, ни за две дня, ни вообще. Мне трудно себе представить, что там думали по этому поводу военные, но зато я хорошо представляю, в каком шоковом состоянии оказались те, кто определяет внешнюю политику страны. Более трех месяцев российская дипломатия находилась в парализованном состоянии и отвечала на удары, которые сыпались со всех сторон в виде санкций, резолюций и прочих неприятностей – рефлекторными заявлениями, не имеющими ничего общего с реальностью и не способными хоть как-то смягчить ситуацию. Но государства, как и люди, ко всему привыкают. Кремль требовал от Смоленской площади план если не выхода из кризиса, то как минимум неотложных мер по стабилизации ситуации. И этот план появился.
Как известно, безвыходных ситуаций не бывает, в конечном итоге выход всегда есть там, где был вход. И у России этот выход был, был первые пять дней войны, когда можно было бы относительно безболезненно свернуть “спецоперацию”, отползти и сосредоточиться на “освобождении” Донбасса. Вместо этого в Кремле выбрали самый худший из вариантов, а именно продолжение войны методами военных преступлений, таким образом отрезав себе все пути назад. Что при таком раскладе могли предложить дипломаты? Если честно, ничего, хороших вариантов там уже не осталось. Пришлось выбирать из плохих.
Логика поведения России сегодня понятна. В условиях изоляции перед российским руководством сегодня стала задача выживания в экстремальных для современного мира условиях. Примеры Северной Кореи и даже Ирана тут не подходят. Во-первых, масштаб стран совершенно другой. И во-вторых, и в корейском и иранском случаях мы имеем дело с идеологически спаянным населением, готовым терпеть лишения и трудности во имя своей интерпретации правды и справедливости. Даже наиболее близкий пример из истории, СССР 1920-х годов, не подходит, потому что большевики опирались на наиболее пассионарную часть населения внутри страны и международное рабочее движение за её пределами. Ничего подобного в путинской России нет и в помине.
Поэтому российским дипломатам сегодня приходится работать с тем, что есть. И сказать, что нет ничего, тоже было бы неправильно. В рамках проекта СССР 2.0 российскими дипломатами была проведена действительно большая работа по институционализации связей со странами постсовка. Эти страны условно можно разделить на две/три категории – союзники, нейтралы и враги. К союзникам Москвы относятся члены ОДКБ и ЕАЭС – Белоруссия, Армения, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. Так называемые нейтралы – Азербайджан, Туркменистан и Узбекистан. И враги – Украина, Грузия, Молдова, а также три страны ЕС и НАТО – Эстония, Латвия, Литва. Не упоминать их в этом списке было бы неверно, так как они наверняка входили в единый пакет восстановления СССР 2.0.
На самом деле план был не такой уж и фантастический, как кажется на первый взгляд. Захватив Украину и тем самым фактически удвоив свои ресурсы, РФ без проблем справилась бы с компактными Молдовой и Грузией, что в сущности означало бы отрезание Азербайджана от своего главного союзника – Турции. А полное господство на Каспии сделало бы бессмысленным любое сопротивление стран Центральной Азии. Последние штрихи подготовки большого хапка были сделаны уже в начале 2022 года – январские события в Казахстане и февральский договор с Азербайджаном. Но, история не терпит сослагательного наклонения, и скажем без лишней патетики – героическое сопротивление украинского народа спасло всех нас от этого сценария.
Вопрос – что дальше. Понятно, что ответ на этот вопрос дает сегодня только одна сила – Вооруженные Силы Украины. Но в Москве, подобно тому карасику из анекдота, проснулись и не хочут. Не хочут отказываться от своих наполеоновских планов из шестой палаты. В Москве готовятся к длительной войне, причем не имеет никакого значения, где эта война будет продолжаться – на сегодняшней линии фронта, на линии фронта 23 февраля или на границе Российской Федерации. Понятно, что война будет продолжаться до конца путинского режима и до деимпериализации России. То есть, до тех пор, пока Россия будет представлять угрозу для мира.
Для того, чтобы выжить в такой ситуации, России необходимы не просто новые рынки сбыта своих энергоресурсов, не просто доступ к технологиям через третьи страны, а своя замкнутая экосистема, в рамках которой будет обеспечена как минимум плавучесть образования под названием Российская Федерация, а как максимум возможность накопления ресурсов для следующего броска на запад.
Сегодня уже отчетливо видно три уровня планируемой экосистемы. Первый уровень – локальный. Институционально включает в себя страны ЕАЭС – ОДКБ с расширением на страны СНГ. В рамках этого проекта Москва рассчитывает решить проблемы внутреннего рынка и недопущении замещения российских энергоресурсов и логистических услуг на европейском рынке странами “ближнего зарубежья”. Речь прежде всего идет о энергодобывающих странах – Азербайджан, Казахстан, Туркменистан. Одной из приоритетных задач РФ в сложившейся ситуации является возвращение контроля над Грузией, для закупорки всех логистических маршрутов в Европу.
Второй уровень – это страны организации Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую входят такие гиганты как Китай и Индия. Здесь и рынки сбыта, и даже надежда на доступ к технологиям. И третий уровень – глобальный, это БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка).
Что ж, давайте посмотрим, что из этого всего может получиться. Белоруссия – с ними все ясно, и я не согласен с тезисом о том, что, мол, Белоруссия оккупирована Россией. Если Белоруссия кем-то и оккупирована, то Лукашенко и его режимом, а кем оккупирован сам Лукашенко, это другой вопрос. Впрочем, это не имеет значения. По сегодняшним раскладам Белоруссия равна России, поэтому ничем помочь не может. Скорее наоборот.
Армения может быть полезна как канал получения западных технологий – и это критически важный для России вопрос. Однако такое возможно лишь с молчаливого благословения американцев и европейцев. То есть, если канал и будет существовать, то исключительно под контролем тех, кто эти самые санкции ввел, ибо шила в мешке точно не утаишь. Другое дело, что санкционное давление на Армению, если что, будет затруднено путем противодействия армянского лобби. Но и тут все достаточно ограничено. Последние визиты Бёрнса и Нарышкина в Ереван дают основания предполагать, что Ереван может стать неофициальным каналом американо-российских переговоров, но это всего лишь теория. В конечном итоге, создать подобный канал без лишней подсветки проще простого.
Казахстан – наиболее проблемный сегмент в экосистеме, встраиваемой Москвой. Несмотря на предпринятые активные мероприятия в январе нынешнего года, Кремлю так и не удалось добиться контроля над Казахстаном на белорусском уровне. Казахское руководство прекрасно понимает открывающиеся перспективы как в сфере торговли энергоресурсами, так и в сфере транспорта. Кроме всего прочего эти самые перспективы подкреплены интересом Китая, для которого серединный маршрут стал жизненно важным после закрытия России. Понятно, что Россия будет активно противодействовать подобному своевольничанию со стороны союзника. Но все дело в том, что ресурсы Москвы уже весьма ограничены и будут уменьшаться с каждым днем.
Не имеющие общей границы с Россией Кыргызстан и Таджикистан находятся в примерно одинаковом положении. Естественно, Бишкек и Душанбе не может не беспокоить неизбежное скукоживание российского рынка и положение трудовых мигрантов из этих стран. Но в данном случае эти страны скорее объекты региональной политики, нежели субъекты. И ещё, они вряд ли откажутся от предложений Китая о расширении логистических возможностей, которые обязательно последуют сразу после того, как китайские товарищи убедятся, что санкции – это всерьез и надолго.
А убедиться в этом придется. Для Таджикистана дополнительной проблемой является проблема безопасности. Как никак Ансоруллох (таджикский Талибан) находится на расстоянии вытянутой руки. Но, во-первых, Кабул вряд ли сейчас даст отмашку на активные действия таджикским талибам. Им сейчас важнее укрепить собственную власть. А во-вторых, Душанбе начал предпринимать шаги по замене гаранта безопасности сразу после прихода талибов к власти, прекрасно понимая, что Москва для Кабула – совсем не авторитет, в отличие от Пекина, поддержка которого критически важна талибам.
Вот, пожалуй, и всё, что нужно понимать про локальную экосистему России. Про Азербайджан, Узбекистан и Туркменистан говорить не приходится. Ясно, что эти страны своего не упустят.
Что касается ШОС и БРИКС, это только красивые клубы стран. Ни общего рынка, ни тем более общей военно-политической структуры у этих стран нет и быть не может. Представить себе, что Китай откажется от европейского и американского рынков ради того, чтобы слиться в экстазе с Россией, могут разве что в программах Владимира Соловьева.
Другое дело, что все страны без исключения, и крупные, и компактные, будут стараться выжать из этой ситуации максимум в отношениях с США. Но это уже проблемы Вашингтона, тяжело быть мировым лидером…
Гела Васадзе, GSAC
