Текущая внутриполитическая ситуация в Турецкой Республике (ТР) характеризуется, с одной стороны, консолидацией оппозиции, а с другой, фактическим расколом внутри правящей «Партии справедливости и развития» (ПСР). На этом фоне усиливается противостояние по линии сторонники правящей ПСР, составляющие менее 50% всего турецкого электората (с одной стороны) – крупные предприниматели, студенчество, интеллигенция, а также значительная часть городских жителей Турции, традиционно ориентированных на европейские ценности, с другой.
В этих условиях стагнация турецкой экономики ведет к росту общественно-политической напряженности и, как следствие, может привести гражданскому противостоянию. Перспективы правящей ПСР и лично президента Турции Р.Т.Эрдогана представляются туманными, в том числе, и вследствие того, что в последние годы внешнеполитический курс официальной Анкары трансформировался из доктрины «ноль проблем с соседями» в нулевую сумму – «нет соседей без проблем» (за исключением Азербайджана).
К примеру, Турция вовлечена в два региональных вооруженных конфликта, изматывающих экономику республики. Другими словами, основная проблема Р.Т.Эрдогана и его правящей ПСР – это отсутствие внутриполитического консенсуса по поводу того, какие в принципе у правящей элиты Турции главная цивилизационная идея и стратегия.
Причины потери устойчивости
Устойчивость политического режима Р.Т.Эрдогана зависит от уровня внутриэлитного конфликта, развивающего, судя по последним тенденциям, не в пользу главы турецкого государства. Об этом свидетельствуют следующие факторы. Во-первых, ещё 19 ноября 2019 года правящая ПСР опубликовала результаты общественного опроса, согласно которому самыми популярными политиками Турции после Р.Т.Эрдогана стали Экрем Имамоглу, занимающий пост мэра Стамбула от «Народно-республиканской партии» (НРП) и бывший сопредседатель «Демократической партии народов» (ДПН) Селахаддин Демирташ. Далее в списке расположились глава «Партии националистического движения» (ПНД) Довлет Бахчели и лидер «Хорошей партии» (ХП) Мераль Акшенер, в то время как Кемаль Кылычдароглу, возглавляющий НРП, занял среди «фаворитов» населения Турции лишь 7 место.
За прошедшее время рейтинг Р.Т.Эрдогана не вырос. Напротив, его имиджевые потери после «идлибской встречи» в Кремле 5 марта 2020 г. лишь ухудшили для него ситуацию внутри республики. Поскольку конфликт между Сирийской Арабской Республикой (САР) и Турцией не имеет перспектив быстрого урегулирования политико-дипломатическим путем, Р.Т.Эрдоган сталкивается с сильным противодействием турецкой оппозиции из-за событий на сирийском фронте. В частности, турецкая оппозиция возлагает персональную ответственность за гибель десятков военнослужащих в северной сирийской провинции Идлиб именно на Р.Т.Эрдогана. Но после российско-турецких переговоров на высшем уровне он заявил, что события на северо-западе САР в провинции Идлиб в настоящий момент развиваются в пользу Турции. Хотя, соглашение, подписанное в Москве 5 марта 2020 года, формально фиксирует новые линии соприкосновения сирийских военных и вооруженных формирований (подконтрольных или неподконтрольных Анкаре). Официальный Дамаск существенно сократил площадь контролируемой Турцией территории Сирии.
Кроме того, по мнению Р.Т.Эрдогана, благодаря усилиям Турции ситуация в Ливии изменилась в пользу признанного правительства этой страны.
Во-вторых, потери ВС Турции в САР и Ливии негативно влияют и на настроения турецких военных. Ясно, что военный переворот на сегодня в Турции невозможен. Однако, чистки в ВС Турции привели к тому, что армия находится в кадровом кризисе. Военный потенциал Турецкой армии, особенно на уровне оперативно-тактического звена, сильно пострадал в ходе чисток после попытки военного переворота в июле 2016 года.
На этом фоне между военными и гражданскими назначенцами Р.Т.Эрдогана в системах МО и Генштаба ВС Турции существует латентный конфликт. Недавно ВС Турции покинули несколько влиятельных генералов. В армии присутствует разочарование внешней политикой, которую гражданские чиновники проводят за рубежом. В частности, кадровые офицеры недовольны некомпетентными, но лояльными Р.Т.Эрдогану лицами. Кроме того, присутствует латентное недовольство в армейской среде в связи с тем, что офицерскому корпусу ВС Турции приходится иметь дело с радикальными группировками, признанными таковыми самой официальной Анкарой (джихадистская группировка «Хайят аль-Тахрир аш-Шам», бывшая «Джебхат ан-Нусра»). Есть генералы в отставке, которые считают целесообразным в интересах Турции вывести турецкие войска из сирийской провинции Идлиб.
В-третьих, на сегодня правительство Р.Т.Эрдогана реализует или уже реализовало более 30 инфраструктурных мегапроектов: TANAP и «Турецкий поток», Стамбульский финансовый центр, три АЭС (в том числе «Аккую») и другие. Многие проекты – мосты через Босфор и залив Измит, Северное шоссе Мраморного моря, TANAP уже реализованы, третий аэропорт Стамбула, АЭС «Аккую» и «Турецкий поток» находятся в стадии строительства. При этом лишь на строительство третьего аэропорта Стамбула, постройку моста Селима Явуза, туннеля «Мармара» и разработку проекта Стамбульского канала потребовалось привлечь до 2/3 от общего объема инвестиций.
Официальное обоснование реализации вышеуказанных мега-проектов завязано на дату 100-летия Турецкой Республики. Эти мегапроекты должны укрепить властные позиции правящей ПСР и лично Р.Т.Эрдогана. Однако экологические угрозы и отсутствие прозрачности при реализации многих мегапроектов создают значительные риски для экономической политики президента Турции.
Несмотря на стремление Р.Т.Эрдогана путем технической модернизации поднять Турции до уровня высокоразвитых стран мира, использование мегапроектов в качестве драйвера турецкой экономики может решить локальные задачи экономического развития страны, не создав предпосылок для устойчивого экономического роста в целом со всеми вытекающими негативными политическими последствиями для президента республики. (Не ставя под сомнение его предыдущие достижения на экономическом поприще).
Руководство Турции понимает эту проблему. Принята новая программа среднесрочного экономического развития до 2021 года с амбициозным названием «Новая Турция». Так, планируется сократить дефицит по счету текущих операций с нынешних 6% до 2,6% к 2021 году путем снижения зависимости от импорта. Для Турции это будет означать прорыв не только в индустриальном развитии, но и вступление в постиндустриальный период. Достичь этих целей на фоне вовлеченности Турции в сирийский и ливийский кризисы, а также негативных последствий пандемии коронавируса вряд ли возможно.
Дефицит внешней торговли Турции в марте т.г. почти утроился, что обусловлено увеличением импорта и сокращением экспорта. Турецкий статистический институт (TurkStat) сообщает, что в марте т.г. дефицит вырос до $5,39 млрд. с $1,92 млрд. в том же месяце 2019 года. Вместе с тем, импорт в марте увеличился на 3,1% до $18,8 млрд., а экспорт сократился на 18% до $13,4 млрд. Это означает, что за месяц экспорт покрыл 71% импорта, по сравнению с 90% годом ранее. Кроме того, лишь 3% промышленных товаров, производимых в Турции, относятся к группе высокотехнологичных, которые зафиксированы в экспорте страны. Более того, экономика Турции может сократиться на 2% в 2020 году, несмотря на зафиксированный в 1-м квартале 2020 года рост ВВП на 4,3%. Об этом пишет новостной портал SamanyoluHaber со ссылкой на отчет исследовательской группы Capital Economics. Другими словами, макроэкономические проблемы Турции приведут к долгосрочному снижению экономического тренда.
Слагаемые возможного успеха турецкой оппозиции
Во-первых, это консолидация оппонентов Р.Т.Эрдогана, поддержка курдского сегмента электората Турции, а также снижение популярности ПСР среди всех слоёв общества. В Турции по результатам недавнего соцопроса рейтинг правящей ПСР по сравнению с результатами последних выборов снизился на 6,7%. Как сообщает турецкий ресурс Cumhuriyet, результаты соцопроса показали, что если во время выборов в 2018 году правящая ПСР набрала 42,6% голосов избирателей, то в нынешнем году рейтинг партии понизился до 35,9%.
6,7% голосов это примерно 3,5 млн. избирателей, а это существенная потеря для партии. Основная же оппозиционная партия – НРП – подняла свой рейтинг на 4,1%: сегодня голоса за нее готовы отдать 26,3%.
Данная тенденция связана с тем, что оппозиция начинает набирать популярность и среди электората ПСР, что непосредственно влияет на устойчивость правящей партии. В целом, правящая ПСР победила в 2019 году в 40 из 81 турецкой провинции. На предыдущих выборах в 2014 года эта цифра была существенно выше – 53. (Хотя, союзник ПСР – «Партия национального действия» – добилась успеха в 12 провинциях).
Главный лозунг турецкой оппозиции – необходимость положить конец правлению Р.Т.Эрдогана и вернуть Турции парламентскую демократию. В числе первоочередных задач оппозиция выделяет: возвращение сирийских беженцев в САР; повышение минимального размера оплаты труда; отмену санитарного сбора; отказ от повышенного денежного довольствия и регулярных дополнительных выплат госслужащим.
Турецкие оппозиционные партии планируют выставить единого кандидата в президенты Турции против Р.Т.Эрдогана на президентских выборах 2023 года. В преддверии президентских выборов в июне 2018 года некоторые оппозиционные политики не смогли договориться о выдвижении в качестве единого кандидата экс-президента Турции Абдуллаха Гюля. Оппозиционные партии вместо этого на выборах выдвинули порознь своих собственных кандидатов. В итоге Р.Т.Эрдоган был переизбран, набрав в 1-м туре 52,6% голосов.
Оппозиционные партии в 2023 году, скорее всего, создадут сильный союз, как это было в 2019 году на местных выборах. В ходе этих выборов кандидаты от оппозиции обошли правящую ПСР, одержав победу в пяти из шести самых густонаселенных провинциях Турции, включая Анкару и Стамбул.
Следует отметить, что НРП и прокурдская ДПН планируют разработать стратегии по созданию альянсов для противостояния с Р.Т.Эрдоганом. Военно-политическое давление на турецких курдов – это составная официальной стратегии правящей ПСР. Притом, что официальные власти Турции осознают, что т.н. «курдский» вопрос не решить ни военными средствами, ни с помощью массовых арестов курдских политиков и депутатов. Ведь без включения «Рабочей партии Курдистана» (РПК) в диалог с властями Турции проблемный юго-восток страны не успокоится и как следствие – данный регион страны продолжит экономически отставать от остальной части республики со всеми вытекающими негативными последствиями для любой центральной власти.
Если ранее РПК настаивала на создании автономного района на юго-востоке Турции, то после заключения перемирия с официальными властями страны в 2013 году, длившееся до 2015 года, она предлагала расширение культурных прав курдов, конституционного признания курдской идентичности, самоуправления курдского ареала и использования курдского языка в школах. Однако ни одно из вышеуказанных требований не было учтено в пакете осуществленных реформ. Использование курдского языка разрешено лишь в начальной школе, деревням и поселениям городского типа разрешено вернуть курдские названия, а в турецкий алфавит ввели три курдские буквы. (Ещё в школах отменили обязательную речёвку «Как счастлив тот, кто называет себя турком»). Закономерно, что РПК после 2015 года ужесточила свою позицию и требует предоставления турецким курдам автономии.
Следует отметить, что в вооруженной борьбе турецких курдов за независимость принимают участие не только члены и сочувствующие РПК, но и представители других курдских военно-политических организаций: «Ястребы (соколы) свободы Курдистана», «Соколы Востока», «Мстители», «Внуки Саладдина» и т.д. Однако, официальная Анкара замалчивает сам факт наличия на территории Турции ряда вооруженных курдских организаций национально-освободительной направленности. Кроме того, турецкие курды составляют ядро активистов турецких леворадикальных политических организаций, также ориентированных на радикальную борьбу с официальными властями Турции.
Важный тренд – согласно опросу населения Turkish Statistical Institute, на западе Турции рождаемость значительно ниже показателя 2,1, что необходимо для воспроизводства нации. Число рождений на юго-востоке Турции значительно выше. Соответственно, курдское меньшинство в Турции растет, в то время в остальной части страны – нет, а значит, именно курды отчасти «стабилизируют» и определяют демографическую ситуацию в стране.
Но правящая ПСР отрицает курдскую идентичность. Кстати, в период кампании по референдуму руководители ПСР и официальные власти Турции на митингах заявляли, что в стране нет курдской проблемы. Поэтому официальная Анкара административными методами лишает прокурдскую ДПН избранных депутатов парламента страны и местных муниципалитетов, что по логике власти должно усилить властные позиции ПСР.
Дело в том, что ДПН борется с легальных позиций не только за права турецких курдов, которых в стране свыше 18 млн. человек (примерно 23% от численности населения), а и за права всех национальных и религиозных меньшинств. Ведь Конституция Турции не допускает наличия в стране каких-либо других этнических групп, кроме турок. Кроме того, реализация вышеуказанного сценария исключает ДПН из переговорного процесса по «курдскому» вопросу, хотя эта партия и не считает себя чисто курдской, а является прокурдской.
В свою очередь официальные власти Турции стремятся навязать международному сообществу тезис, что экстремистское движение ИГ, и курдское национально-освободительное движение в стране являются равнозначным врагом, причем турецкие курды представляют большую опасность для турецкой государственности.
Данное обстоятельство объясняется тем, что официально Анкара традиционно считает турецких курдов «врагом номер один», поскольку самоопределение курдов, по мнению турецких властей, нарушит территориальную целостность Турции и подорвет ее политическую, экономическую и военную мощь.
Р.Т.Эрдоган считает, что мирно урегулировать ситуацию с курдами не представляется возможным, поскольку они продолжают представлять угрозу национальной безопасности турецкого государства. Официальная Анкара не собирается предоставить автономию турецким курдам. В одном из своих публичных выступлений Р.Т.Эрдоган заявил о том, что мирного решения курдского вопроса не существует. Притом, что диалог между официальными властями Турции и курдами возможен лишь при политически равных правах, предусматривающих сохранение мест в парламенте за ДПН и участие курдов в политической жизни страны. Другими словами, военно-политическая ситуация на юго-востоке Турции будет оставаться в состоянии де-факто войны с курдами. Тем более что официальная Анкара намерена сохранять чрезвычайную ситуацию на юго-востоке страны.
Во-вторых, правящую партию ПСР основательно беспокоят новые политические организации экс-министра экономики Турции Али Бабаджана («Партия демократии и прорыва») и экс-премьер-министра Турции Ахмета Давутоглу («Партия будущего»). Новые партии избрали политическую тактику, направленную на раскол ПСР. Кроме того, проблемы ПСР с коррупцией в ближайшем будущем углубятся, поскольку А.Бабаджан и А.Давутоглу станут точечно педалировать эту проблему.
Особенно Р.Т.Эрдоган опасается партии А.Бабаджана, поскольку последний управлял экономикой в течение 2003-2010 годов, когда действующий президент Турции позиционировал его успех как «свой собственный» и по сей день пользуется его достижениями. Партия А.Бабаджана привлекает самых популярных фигур, покидающих правящую ПСР.
Скорее всего, турецким политиком, который может реально бросить вызов Р.Т.Эрдогану – это Э.Имамоглу. Об этом в частности свидетельствует опрос, проведенный в январе 2020 года Центром социальных исследований Университета Бахчешехир. Так, на предстоящих в 2023 году президентских выборах за Э.Имамоглу готовы проголосовать 41,4% респондентов, в то время как Р.Т.Эрдогана поддерживают 39,1%.
Результаты соцопроса также показали, что Э.Имамоглу стал единственным кандидатом, получившим поддержку со стороны электората всех оппозиционных партий. За мэра Стамбула готовы проголосовать 96% голосов избирателей НРП, 76% сторонников прокурдской ДПН и 81% голосов электората ХП.
Рауф Раджабов, востоковед, руководитель аналитического центра 3RD VIEW, Баку, Азербайджан
